Среда. 6 августа 2014 года
В городе проживало от силы шесть тысяч человек. Конечно, ещё человек пятьсот или даже тысячу могли добавить жители раскиданных в округе города ферм и деревень, но даже так население города нельзя было назвать большим. Центр Бритчендбарна был буквально усыпан домами высотой от двух до пяти этажей, сложенных из кирпича, но не из-за стремления к качеству их постройки и заботы о будущих жильцах, а из-за возраста. Настолько они старые, что в то время и не было ещё такого понятия, как «панельные дома». В городе они появились позже – лишь три многоэтажки в десять этажей, хаотично тянущиеся к небу почти по краям города, будто остовы мёртвых деревьев в почти наголо вырубленном лесу. Некогда были распространены слухи о том, что в них будут переселены люди из особо ветхих домов, после чего эти самые ветхие дома будут снесены, а на их месте разрастутся новые дома-муравейники. Но, разумеется, этого не произошло. Ходили слухи и о том, что нашлись инвесторы, то ли из нефтеперерабатывающей сферы, то ли из автомобильной промышленности, а кто-то, особенно громко кричавший, уверял, что будет построен научный центр недалеко от города. Это, быть может, вдохнуло бы в Бритчендбарн новую жизнь, но в итоге неправыми оказались все. Бритчендбарн так и ютился одиноко посреди болот, пока возраст его жителей стремительно рос, ведь молодые стремились, как и Джереми, отправиться на поиски лучшей жизни и никогда не возвращаться, а на их место, если кто и приезжал, так лишь старики, ищущие спокойное и тихое место на остаток отведённого им века. Кто знает, что случилось бы с городом, если бы закрылось хоть одно из экономических «остовов», содержащих хоть как-то стремительно увядающий город: небольшое птицеперерабатывающее предприятие и целлюлозно-бумажный комбинат. Теперь лишь выбивающиеся из общей картины многоэтажки напоминали о том, что у Бритчендбарна могло быть хоть какое-то будущее.
Джереми ковылял на костылях вдоль домов, на чьих фасадах уже облупилась краска. Кое-где виднелись надписи, несильно отличающиеся друг от друга индивидуальностью и креативностью. Были и наскоро наляпанные, видимо, поверх таких же надписей, прямоугольники, сильно выделяющиеся своим однотипным грязно-серым цветом от, пусть и потускневших от времени, но всё же более жизнерадостных стен домов. Уже спустя каких-то десять минут Джереми хотелось как можно скорее выбраться из центра, ведь прогулка по улочкам вдоль частных домов, располагавшихся как раз за центром Бритчендбарна, были много более приятны глазу. Здесь же у Джереми возникло чувство, что он не вернулся домой, а совсем наоборот, его выгнали из настоящего дома. Ему безумно хотелось пройтись по ухоженной улочке хоть столицы, хоть Гданьска, да даже любого иного города, в котором существует возможность погреться в холод или же наоборот спрятаться от жары в многочисленных кафе и ресторанах. Там, сидя за столиком, можно мысленно порассуждать о том, где тебе больше нравится, например, подаваемый кофе – в этом заведении, или же по другую сторону улицы. В Бритчендбарне, как помнил Джереми, существовали лишь два паба, в одном из которых была хоть сколько-то стоящая выпивка, но совсем уж никудышная еда, а в другом – совершенно обратная ситуация. Позже Джереми собирался проверить, не обманули ли его впечатления, оставшиеся после парочки посещений пабов в первый месяц своего восемнадцатилетия.
Районы с частными домами были всё ближе, Джереми уже различал начинавшиеся впереди ряды заборчиков, укрывавшие за собой лужайки участков. Он даже слегка прибавил шагу, достигнув тем самым, пожалуй, наиболее возможной для себя скорости, несмотря на то, что заживающая рана в ноге начинала ныть. Как вдруг Джереми остановился, будто вкопанный – его внимание привлёк странный символ, красовавшийся на углу трёхэтажки. Неумелой рукой чёрной краской были выведены контуры перевёрнутого треугольника с исходящими вверх ломаными линиями. Символ отдалённо напоминал Джереми череп некоего рогатого зверя. Джереми не понимал, из-за чего, но вдруг где-то внутри он испытал всплеск необъяснимых и непонятных эмоций. Чем дольше он всматривался в эти чёрные линии и точки, на месте пустых глазниц, тем сильнее убеждался в том, что ему знаком этот символ. Что где-то он видел его. И тогда что-то произвело на него столь сильное впечатление, что символ отпечатался на задворках сознания. Но… где. И когда? К горлу подступила тошнота, а голова начала слегка кружиться.