– А вы… уверены, мадемуазель? – спросил врач.
– Полностью! Никогда на моей памяти Семен Николаич не допускали промашек. Что вы! Ножкой топали, если вдруг не та посуда… Страшное дело! О прошлый год…
– Значит, случайности нет, – перебил Захаров. – Все-таки мы имеем дело с намеренным отравлением.
К удивлению чиновников полиции служанка вновь возразила:
– Воля ваша, господа, но уморить хозяина никто не мог! Он ужасненько боялся врагов и тайных подсылов, поэтому Авдотья пробовала кажное блюдо. Будь в кексах отрава, кухарка давно бы преставилась. Вот вам крест!
– Авдотья?!
– Кухарка?!
Барышня озадаченно уставилась на допрашивающих. Первым нашелся опрятный толстячок:
– Мне бы хотелось знать, милая, кто вы такая и почему Зыков выдал вас за мадемуазель Евдокию?
– Меня зовут Маша. Я – горничная. Что значит выдал?..
Чиновники переглянулись.
Захаров сказал довольно:
– Он ко мне челом, а я уж знаю, о чем… Говорил же, дворецкий чего-то темнит. Как чувствовал!
– Он у нас хитрый, – согласилась барышня. – Харя ехидная. И прыткий больно. Чистый лис…
Поликарпов удрученно молчал, потому что, когда увидел девушку, внутренне поразился несовпадению. Кружевной передник – не самый привычный наряд для поварихи. Впрочем, в жизни и не то бывает! Его, к примеру, все, кто имел удовольствие общаться исключительно эпистолярным манером, отчего-то воображали стройным, атлетическим господином, добрым и благородным, с тонкими чертами лица, голубоглазым, кудрявым. А при встрече лицезрели грузного щеголя, с тонкими усиками, прилизанной куафюрой, галантного, едкого, тонкого ценителя вин и дам. Он был совершенно не похож на чиновника Министерства внутренних дел. Ведь настоящий полицейский, согласно всеобщему представлению: вислоусый, высокий и здоровенный, охранитель покоя и порядка, блюститель закона, верный сын отечества. При взгляде на такого, даже без форменного мундира, против воли ищешь саблю на ременной перевязи, а когда узнаешь, что перед тобой и впрямь городовой, снова высматриваешь, где, черт возьми, эта сабля.
Словом, тут не угадаешь. Вот и вышла промашка…
Антон Никодимович впился пухлыми пальцами в подлокотник кресла и подался вперед.
– Мария, пожалуйста, кликните нам господина Зыкова. Это очень срочно!
Служанка выпорхнула за дверь.
– Послушайте, Захаров, у меня очень нехорошее предчувствие.
– Да. Надо полагать, кухарка замешана, – заключил лекарь, откинувшись на мягкую спинку.
Поликарпов наградил его осуждающим взглядом.
– Не будем делать поспешных выводов, mon ami10, – укорил он приятеля. – Хотя я не могу вообразить, как при сложившихся обстоятельствах дело могло обойтись без ее участия.
Раздались шаги.
– Это, должно быть, Зыков, – прислушался Марк Вениаминович.
Догадка оказалась верной лишь наполовину. В обществе камердинера в светлицу вошла (нет, правильнее сказать – ворвалась!) Лариса Семеновна Вишневецкая. Чопорный слуга прикрыл за хозяйкой палисандровую створку.
Дочь покойного сенатора явилась в столь взбудораженном состоянии, что долго не могла начать говорить. Наконец она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
– Кто здесь старший? Вы?!
Ее яростный взор впился в блюстителя порядка. Поликарпов приподнялся, не расплескав ни капли достоинства.
– В чем дело, мадам?
– Еще спрашиваете?! Я – новая владелица особняка. Как смели вы, крапивное семя, закатиться ко мне в дом и начать расследование, предварительно не заручившись дозволением? Вы, Марк Вениаминович, тоже, между прочим, хороши… Могли хотя бы зайти и поздороваться!..
– Прежде всего, умоляю, сядьте!
Вишневецкая полыхнула очами, и, не найдя весомых контраргументов, рухнула в кресло. Аккурат напротив коротышки.
– Так что вы можете сказать по этому поводу?
– Я бы сказал, дорогая Лариса Семеновна, что вы совершенно правы, – спокойно произнес сыщик. – Нам нет прощения.
Странно, но ответ совершенно удовлетворил разгоряченную даму.
– То-то, господа! Я просто выхожу из себя, когда сталкиваюсь с неуважением…
– И в мыслях не было, мадам.
Следом прозвучали неловкие извинения доктора Захарова. Казалось ситуация благополучно разрешилась, но тут несносный толстячок добавил:
