Руфия кивнула и погрозила ему пальцем:
— Я все знаю про твои похождения! Мне рассказывали, что королева Жасмела очень благоволила иноземному военачальнику. Из этого я заключила, что она была попросту без ума от тебя.
Конан улыбнулся:
— Да, но ее благоволение было недолгим. Очень скоро я уехал в Туран, затем в Гирканию, а оттуда в Вендию. Потом побывал в пустынях Стигии и в Черных Королевствах…
Теперь настал черед Руфии изумиться. Она недоверчиво покачала головой:
— Ты стал работорговцем? Так это правда? Городская стража доложила мне, что ты приехал с двумя красавицами. Но я не поверила. Чтобы ты…
— Лилит и Тэлия! — расхохотался Конан. — Они всего лишь сопровождают меня, вернее, я сопровождал их. Они из Кофа, но, по-моему, он не является их родиной. Похоже, им понравился твой город. Ручаюсь, не пройдет и месяца, как они окрутят какого-нибудь купца, а то и двух со всеми их верблюдами, лавками и сундуками. — Руфия осуждающе поджала губы, но киммериец и глазом не моргнул. — Все, как в старые добрые времена, не правда ли?
— Ты и в самом деле ничуть не изменился, — махнула рукой королева. — Легко подбираешь женщин и легко их бросаешь.
Конан почел за лучшее сменить тему:
— А что слышно о нашем друге Маздоке? Он все-таки стал королем в Асгалуне, где мы оставили его разбираться с солдатами?
— Да, он правит там и сейчас. И состоит с нами в торговом и военном союзе. Я слышала, что Маздок отстроил порт и возобновил морскую торговлю… — Королева вздохнула: — Но я так ни разу и не видела его с тех пор. — Помолчав, она спросила: — Так ты забрел в наши края лишь волей случая?
— Случая и вещих снов, — ответил Конан, испытующе глядя на нее. — Кошмары снятся не только жителям Баалура Тысячестенного.
Руфия закрыла глаза.
— Значит, это не просто совпадение, а промысел самого Митры, — торжественно проговорила она. — Ты тоже снился мне не раз в последнее время. — Стиснув его руку, женщина с силой выдохнула: — Если бы ты знал, как я молила о том, чтобы ты пришел ко мне в этот черный час! Я даже принесла жертву в храме.
— Надеюсь, это был храм Митры, а не шемитского рыбьелицего бога, — со всею серьезностью сказал Конан. — Не припомню я, чтоб ты была когда-нибудь чересчур набожна. Неужели твоя нужда во мне была и впрямь так велика?
Прямо на глазах Руфия из гордой властительницы превратилась вдруг в просто исстрадавшуюся женщину.
— Речь идет о жизни моей дочери, Конан! Жизни нашего единственного ребенка! — Она запнулась, всхлипнула и повторила: — Единственного. У Афратеса больше нет детей. Я боюсь, что дочка умирает. И с нею умирает весь дворец, Конан, весь город!
— Да, я уже слышал. В городе только и говорят, что о заразных дурных снах. Видно, я тоже подхватил эту дрянь. Первый дурной сон посетил меня далеко отсюда, на северной границе Кофа. Я мало что запомнил, понял только — ты в беде…
— Я-то как раз нет! — горько рассмеялась королева. — Представь, ни меня, ни короля хворь не затронула. Наше дитя медленно умирает, а мы сидим попеременно у ее ложа, и ее сны не посещают нас! И лишь по ее стонам и рассказам других можем представить тот кошмар, что мучает Исмаэлу. А последние ночи я вовсе не сплю — просто не могу, как не смогла бы любая мать, окажись она на моем месте. Что за черное проклятие обрушилось на наш дом!
По ее сухой щеке медленно скатилась слеза — одна-единственная, словно последняя капля влаги в пересыхающем колодце. Конан положил руку на поникшие, вздрагивающие плечи королевы.
— Может, я расскажу тебе то, что не скажут другие, хотя и видели тот же сон. Темная ведьма — это каким-то чудом выжившая Зерити. Я уверен, все напасти — ее рук дело.
— Я должна была догадаться, — глухо сказала Руфия. — Она все такая же, как прежде?
— Как обычно, темная повелительница демонов Шеола… или где там она сейчас. Сидит в своей подземной стране, плетет паутину. По-моему, на ней даже шрама не осталось от давешнего удара. Вся в черной блестящей коже, как Верховный палач из Луксура.
Руфия сокрушенно покачала головой, волна темнорыжих волос шевельнулась у нее на плечах.
— Кто мог подумать, что ведьма окажется так живуча? — вздохнула она.
