Мама знала об ориентации Алины уже давно. Ладу она приняла как вторую дочь и сразу взяла под своё крылышко. Забота в её понимании выражалась прежде всего обильной и вкусной едой, и теперь мама готовила вдвое больше, чем раньше. До встречи с Алиной Лада предпринимала неуверенные попытки перейти в вегетарианство, но теперь, с превосходной маминой стряпнёй, у неё не было никаких шансов преуспеть в этом.
Во время «чёрных полос» и ссор мама всегда была на стороне Лады и частенько выговаривала Алине:
– Зачем ты её обижаешь? Она такая славная девочка, так тебя любит! Что ты за человек такой, я не понимаю!
А самым тяжёлым упрёком в её устах было:
– Ты вся в своего монстра-отца...
– Ну что ж, значит, я монстр, – вызывающе блестя холодными искорками в глазах, соглашалась Алина с улыбкой-оскалом.
Сидя в плетёном кресле на уютной утеплённой лоджии, обильно украшенной цветами в горшках, она мяла и кусала любимую сигару и пускала горько-терпкий дым на улицу. В её привычки не входило самокопание и самоанализ, она всегда считала себя безупречной. Ей позволялось больше, чем остальным. Она заслужила это право – своей одарённостью на грани гениальности, своей уверенностью и отвагой, своей блестящей учёбой и работой. Отец дал ей неплохой старт, но это только старт, а всего остального Алина добилась сама. Если бы она ни на что не годилась, разве сидела бы она сейчас на просторной лоджии своей огромной квартиры в элитном доме с вместительным подземным гаражом, куря дорогую ароматную сигару и любуясь ухоженным и чистым двориком – охраняемой территорией, обнесённой высокой чугунной оградой? Ну, разве что «ламборгини» она купила подержанный, по сниженной цене, но кто об этом знает?
Но была ещё болезнь. И, возможно, она накладывала свой отпечаток, что-то искажала и привносила свои оттенки. Насколько, в какой степени? Алина не бралась судить. Ей казалось, что она была такой же, как всегда, и недуг никак не сказался на её личности.
Она уже давно почитывала о таком методе лечения, как трансплантация стволовых кроветворных клеток, но пока сомневалась, стоит ли им воспользоваться. Мнения и отзывы о нём попадались неоднозначные, слишком много неопределённости, противоречий и тумана было в этой теме. Долгое время она была разочарована в официальной медицине и верила в неиссякаемые способности организма к самовосстановлению, но голодовки чудесного исцеления не принесли. Лада убеждала Алину в необходимости операции, к ней присоединилась мама, и Алина под их напором решилась рискнуть и сдалась в руки врачей.
Улучшение наступило быстро. Ремиссия не была полной, но качество жизни возросло на порядок, отпала необходимость в приёме лекарств. Только небольшая хромота никак не хотела уходить, но в целом Алина чувствовала себя очень хорошо. Силы возросли, зрение полностью восстановилось, пропал тремор. Горнолыжным спортом она, конечно, снова заняться не смогла бы, но энергии для работы стало гораздо больше, как будто какой-то давящий обруч вокруг головы лопнул, а грудь освободилась из-под тяжёлого панциря, расправилась и задышала на полную мощность. Вернутся ли когда-нибудь симптомы? Этого никто не мог сказать.
Лада оставалась рядом в период лечения и ещё какое-то время после операции. В клинику они ездили вместе, но девушку Алине разрешали видеть только сквозь прозрачное окошко стерильного бокса. Введению клеток сопутствовала мощная химиотерапия, направленная на уничтожение старого, «неисправного» иммунитета с его последующим восстановлением. Волосы сошли с головы после этой процедуры, как лёгкий пух, оставив череп голым. Он даже поблёскивал сухой, туго натянутой на кости кожей. Скоро, однако, появились пеньки новых волос; реабилитация была завершена, Алину выписали. Но после возвращения домой, как только в самочувствии Алины настало стабильное улучшение, Лада своим негромким, воркующим голосом сказала:
– Алин, прости, но нам надо расстаться. У меня уже три месяца есть... в общем, другая девушка. Я не могла тебе признаться, пока ты болела, но теперь твоё здоровье окрепло и ты справишься.
