И только от одной привычки невозможно было ее отучить. Ей очень нравилось открывать все двери в избе. Делала это Женька с большой ловкостью: толкала дверь носом, а если требовалось, то и лапами.
Часто бывало так: сидит Владимир Ильич в своей комнатке, пишет, читает. Вдруг дверь распахивается настежь.
— Ах, это вы? Здрасте, давно не виделись! — говорит Владимир Ильич. — Визиты наносить вы любите, а нет того, чтобы дверь закрывать за собой!
Но этому искусству Женька так и не научилась.
* * *
Первая весна в далеком, глухом краю.
Казалось, что никакая сила не заставит дрогнуть это огромное безмолвное ледяное царство. Но вот пришло время, и снежные поля растеклись голубыми озерами. Целыми днями горит в них медное солнце, спокойно плавают дикие лебеди.
В оживающем лесу сонно бормочут тетерева, точно силятся вспомнить что-то, позабытое за долгую зиму. А речонка Шуша — такая мелкая, невидная — как будто решила напомнить, что она все-таки приток могучего Енисея и состоит с ним в ближайшем родстве. Она несется, бурлит, выходит из берегов, оставляя за собой островки, протоки.
Весна — всегда радость, а в далеком, глухом краю радость особенная.
Все чаще приходят к Владимиру Ильичу товарищи по ссылке — Проминский и Энгберг, заглядывает Сосипатыч с ружьецом.
— Гуси прилетели. Уток видели нынче.
Значит, скоро начнется весенняя охота, а с ней — первый Женькин выход. Теперь она должна показать, пошла ли ей впрок собачья наука. А обязанностей у нее немало: нужно учуять и разыскать дичь, затаившуюся в траве или кустах, найдя, сделать стойку — вот она, тут! Лечь и лежать неподвижно, чтобы не распугать других птиц и не помешать выстрелу. А после обнаружить и принести добычу.
Первое время Женька нет-нет да и срывалась. Подняв дичь на крыло, как выражаются охотники, она вдруг начинала гоняться за ней. Очень уж ей хотелось самой изловить птицу.
— Валеткины штуки, — говорил Владимир Ильич, — но ведь я же не морю голодом, как Кузьма…
Пес, которого звали Валетка, запомнился еще с детства. Принадлежал он кокушкинскому охотнику Кузьме, который говорил, что собаку кормить — только портить. Сама должна промышлять.
И Валетка промышлял, как умел. Ловил голубей, воровал кур, лазал по чуланам. А на охоте у него с хозяином было принято так: кто первый добежит, того и добыча. И не раз случалось, что, схватив подстреленную птицу, Валетка удирал с ней куда-нибудь подальше и быстро ее пожирал.
Эта история смешила Сосипатыча до слез, но, когда Женька гоняла дичь по собственному почину, он сердился. А Владимир Ильич терпеливо разъяснял Женьке, что порядочные охотничьи собаки так не поступают.
Вскоре умная Женька стала работать добросовестно и была у Владимира Ильича наилучшим помощником по охотничьей части. Она бесстрашно лезла в тростниковые заросли, в непроходимые болота и доставляла подбитую дичь хозяину.
* * *
В книге у Надежды Константиновны можно найти такую запись:
«Наше хозяйственное обрастание все увеличивается — завели котенка».
А еще через некоторое время в хозяйстве прибавился журавль — подарок Сосипатыча.
Собака, котенок, журавль! И все под одной крышей! Как бы не возникли у них раздоры, разногласия!
Но все сложилось благополучно. Женька даже молоко пила с котенком из одной миски. А журавля она немного побаивалась. Он умел очень выразительно щелкать клювом и шипеть.
Журавлик был совсем молоденький и еще не научился летать. За лето он сделался ручным, спал во дворе, расхаживал по сельской улице. Иногда пускался в пляс и очень всех потешал.
Незаметно подошла осень. Журка затосковал. Он часто заходил в сени, в избу, беспокойно курлыкал — должно быть, начинал мерзнуть.
С высокого неба все чаще доносились трубные крики улетающих на юг журавлей. Они летели, построившись острым клином, точно рассекая воздух. И вот настал день, когда Журка взмахнул отросшими крыльями и пустился догонять пролетающую стаю.
Все к нему очень привыкли и привязались. Но разлука их не опечалила. Они радовались, что Журка вернулся к своим и летит сейчас в удивительные, сказочные страны.
* * *
Годы ссылки были тяжелым испытанием. Но и в глухом, далеком краю ни один день не прошел впустую у ссыльных революционеров.