– Прошу вас, сеньорита, – будь у алькальда метла, он, без всякого сомнения, принялся бы подметать площадь передо мной. Господи, как в одном человеке может уместиться столько готовности унизиться? Не понимаю.
– Вы должны, – с какой радости я им что-то должна?! – простить нас, досточтимая сеньорита охотница, – продолжал алькальд. – У нас очень маленькая, бедная деревня. Священник и тот бывает у нас всего лишь два раза в год…
– Я знакома с отцом О'Таили.
– …да, и тогда же приезжают сеньор сборщик с солдатами. У нас нет даже алькальда…
– А вы кто такой?
– Я… – говоривший на миг замялся. – Я простой хозяин лавки. Так уж повелось, что мои односельчане доверяют мне вести переговоры с приезжими. Но никакой официальной власти у меня нет. Прошу вас, сеньорита…
– Сеньорита Бренда, – сообщила я, наклоняясь, чтобы не задеть шляпой хлипкий косяк. – Называйте меня так.
– О… это большая честь для нас, сеньорита. А меня зовут Родриго. Родриго Санчес, с вашего позволения. Вот… эта лучшая в доме кровать.
Что ж, по крайней мере на ней было хоть какое-то подобие постели. Жалкое, по совести говоря, подобие, но все равно.
– Превосходно, – солгала я, забрасывая под кровать свои седельные сумки.
– Может, благородная госпожа охотница пожелает перекусить после столь длительного и трудного пути? Моя жена…
– Потом, – отмахнулась я. – Сейчас я хочу поговорить с родственниками пропавших.
– Да-да, конечно, как будет угодно… Этот низенький, с реденькими сальными волосами человечишка уже вызывал во мне большую неприязнь, чем все остальные жители деревушки, вместе взятые. Держу пари, он ведет себя так с каждым хоть сколь-нибудь значимым приезжим – мелким чиновником, О'Райли… просто проезжим гринго. А потом отыгрывается на односельчанах. Наверняка они все у него по уши в долгах.
Может, пристрелить его? Тоже ведь вампир, только еще худший.
В хижине, где жила маленькая Рамона Фернандес, мы не нашли никого, а из родных Педро Хименеса на месте была только бабка, скрючившаяся в плетеном кресле в самом темном углу хижины. Я отослала лавочника прочь и попыталась ее разговорить, но, судя по тому, что пробивалось сквозь полубезумное хихиканье, самые свежие новости бабки относились к взятию Аламо.[2]
Может, брат Рамон и сумел бы добиться от нее чего-нибудь путного – он даже мумию мог разговорить, – но не я.
При мысли о Рамоне мне стало грустно. Я вдруг воочию представила, как мы едем рядом – Моргана подозрительно косится на мышастого мула монаха, мул в свою очередь начинает перебирать ушами, я хохочу, а Рамон невозмутимо почесывает свою кастильскую бородку и выдает одну из своих любимых латинских пословиц.
Промучившись с бабкой еще минут десять, я, наконец, окончательно признала бесполезность сего занятия и вышла из хижины.
Лавочника, естественно, давно и след простыл. Равно как и прочих взрослых аборигенов. Сиеста, мертвый час, что вы хотите, сеньорита? Только стайка мальчишек сгрудилась около соседнего забора, бросая испуганные взгляды в мою сторону.
Впрочем… не только мальчишек.
– Эй, bonita, – махнула я рукой тому из сорванцов, что щеголял чуть менее, чем у прочих, измазанной физиономией, а заодно и короткой юбкой из разноцветных лоскутов. – Иди сюда.
Существо в юбке оглянулось на своих притихших сотоварищей, сделало шаг, снова оглянулось…
– Иди-иди, – подбодрила я ее, – не бойся.
При более детальном изучении особь в юбке оказалась довольно симпатичной девчушкой – а если бы кто-нибудь, решила я, взял на себя труд отмыть это дитя и нарядить во что-нибудь более приличное, – то ее можно было бы назвать и красивой.
Когда-то я тоже любила водиться с мальчишками.
– Ты знала Рамону Фернандес?
– Да, сеньорита охотница, – отозвалась девчонка, неотступно глядя на что-то в районе моего пояса.
Проследив за ее взглядом, я подавила тоскливый вздох и принялась рыться в карманах плаща. Не то, не то… ага, вот.
Вообще-то я не увлекаюсь ручным переснаряжением, но в силу специфики работы некоторые пули приходится делать самой.
– Держи, – я протянула девчонке гильзу от «бизона». – Как тебя зовут?
– Мария, – пискнула та, зачарованно уставясь на блестящий цилиндрик. – О… это мне?
