Из укрытия в густой листве Сэмми во все глаза смотрела на него, будто раньше никогда не встречала мужчины. Хит потрогал волосы — они стояли дыбом и торчали в разные стороны. Он попробовал пригладить их — бесполезно.
— Спорим, ты никогда не видела такой головомойки?
Никакой реакции — девочка шутки не поняла. Черт! Разговаривать с четырехлеткой оказалось совершенно непостижимой задачей. Хит взлохматил волосы.
— Смешно?
Сэмми не улыбнулась. Ладно. Надо возвращаться к работе.
— Не хочешь попить? Вода холодная и очень вкусная.
Хит заметил, как Сэмми на животе заползла еще глубже в кусты. Вот и ответ.
Он пригладил пятерней волосы, обогнул дом и снова взялся за дело. Натянул перчатки, зачерпнул полную пригоршню гвоздей, а несколько штук, зажав зубами шляпки, сунул в рот. Замахнувшись молотком, оглянулся на розовое пятно в кустах — Сэмми снова смотрела на него.
Хит начал было размышлять, о чем думала девочка, но понял, что ему не хочется этого знать: ни о чем хорошем она думать не могла.
Вот если бы выманить ее из кустов, может быть, Сэмми и убедилась бы, что он не такой уж страшный. Правильно говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Но даже если бы каким-то чудом удалось выудить ее из кустов — что дальше? Он не представлял, как обращаться с маленькими девочками. В лучшем случае мог вспомнить, что сам любил в ее возрасте: возиться с игрушечными грузовичками и ловить лягушек.
А Сэмми, наверное, любит играть с куклами, рассказывать стихи, учиться считать и читать.
Хит уже хотел ударить по гвоздю, как его внезапно осенило. В четыре года или в восемьдесят — женщина не устоит перед соблазном поправить мужчину. Он выплюнул гвозди, сложил их на крыльце и громко пропел стишок об алфавите, нарочно путая буквы.
Никакой реакции. Тогда он решил попробовать другое.
— У старого Макинтайра на ферме крик: коровы — квак-квак, лошади — пик-пик.
Голова Сэмми показалась из кустов.
— У старого Макинтайра на ферме крик: кошка — гав-гав, баран — мяу-мяу. — Он повернулся и, гримасничая, изображал животных, но при этом делал вид, что безумно занят работой. — Собака — кря-кря…
От песни Хит перешел к детским частушкам, от частушек — снова к песне. Выбор был невелик. Конечно, он помнил не все детские стишки и скорее всего не те, какие знала Сэмми. Мальчишкой его больше занимало, как бы научиться ругаться, а не девчачья чепуха о матушке Гусыне.
Он продолжал делать ошибку за ошибкой, а сам украдкой поглядывал на Сэмми. Если бы в этот момент кто-нибудь прошел мимо, то точно решил бы, что шериф свихнулся, и вызвал бы фургон с крепкими ребятами в белых халатах и со смирительной рубашкой.
Но что бы кто ни подумал, а план начинал работать. Сэмми высунулась из кустов до плеч, и на ее личике появилось обиженное выражение. Особенно когда этот здоровяк заставил собачку крякать. Как всякая женщина, она ревностно относилась к тому, чтобы все было правильно.
Хит снова начал про алфавит. С каждой ошибкой девочка подползала все ближе и ближе, а затем осторожно встала и медленно пошла к крыльцу. Каждый шаг давался ей с огромным трудом. Хит видел это, и от жалости его сердце разрывалось. В который раз шериф представлял, как бы он разделался с негодяем, который обидел ребенка.
Ну же, малышка, решайся! В какой-то момент, наблюдая за девочкой, Хит так увлекся, что перечислил буквы правильно. Но Сэмми, кажется, не заметила этого.
Она села на почтительном расстоянии от соседа и принялась болтать ногами в розовых матерчатых тапочках. В такт ее движениям на платье запрыгали белые кружева.
— Б-Г-Д-Е! — провопил Хит и, набрав в грудь воздуху, грянул: — В-Ж!
— Надо говорить А-Б-В-Г, — возмущенно поправила девочка.
Хит притворился, что не слышит.
— Д-М-Л!
— Ты не так говоришь! — закричала она.
Стараясь не улыбаться, Хит изобразил неимоверное удивление:
— Сэмми, ты откуда взялась? Напугала до полусмерти!
— Ты неправильно называешь буквы! Разве мама не научила тебя алфавиту?
— Моя мама умерла, когда я был совсем еще маленьким. — Он не солгал: мать скончалась, когда Хиту исполнилось одиннадцать лет. — Наверное, я кое-что забыл из того, чему она меня учила. Освежи-ка мою память.
