— Это новое пополнение. Живут ребята второй день в лесу, в землянках. Сегодня думали направить их в баню, обмундировать и разместить в казарме, а тут…
В разговор вмешался один из парней, с приятным, мягким голосом:
— Товарищ полковник, мы добровольцы, прибыли сюда на учебу, а училище отбывает на фронт. А как же мы? Возьмите с собой. Не оставаться же нам здесь.
— Да кто вам сказал, что на фронт? — попытался еще раз схитрить Костин. — Мы выступаем на большие учения…
— Так возьмите и нас на эти учения. Мы проходили военную подготовку и пригодимся там.
— Нет, об этом и речи не может быть, — твердо сказал Костин.
Понурив головы, ребята направились в лес, к своим землянкам. Остались лишь двое.
— Товарищ полковник, — обратился один из них к Костину, — хоть нас двоих возьмите. Мы не только в бою пригодимся, но и на привале — ведь мы же артисты.
«Ну, — подумал Костин, — везет нам на артистов». И еще раз повторил свой отказ.
— А вот как с артистами мы с вами еще встретимся, — добавил полковник, чтобы хоть как-то утешить ребят.
Такая встреча действительно состоялась спустя четверть века. Мягкий, сочный голос принадлежал тогда Надиру Малишевскому — ставшему позднее артистом театра им. Вахтангова.
Тем временем сборы продолжались. Автомобилей, конечно, оказалось маловато, но и за эти командиры были очень благодарны секретарю Подольского горкома партии, сумевшему найти для училищ транспорт.
Передовой отряд в составе одной роты пехотного училища, состоящей из ста двадцати курсантов, и двух артиллерийских батарей, включающих двести пятьдесят курсантов артучилища, тронулся в путь.
В восемь часов вечера, когда осеннее солнце уже зашло за горизонт, из Подольска выступили и главные силы артиллерийского училища — один дивизион на машинах и три пешие батареи. С завистью смотрели на них остающиеся в городе курсанты, преподаватели.
На первом привале Костин подошел к курсантам батареи, которые из-за нехватки орудий превратились в пеших артиллеристов. Их основным оружием были ручные пулеметы.
— Как настроение?
— Хорошее! — ответили они хором.
Лица людей видны плохо, уже стемнело, но голоса звучали бодро.
— Наконец-то, товарищ полковник, мы на фронт попадем, — произнес кто-то из курсантов.
— Да, — вздохнул другой, — жаль, что придется воевать не при орудиях.
Пытаясь утешить ребят, Костин сказал, что и ему, курсанту-артиллеристу, в девятнадцатом году тоже пришлось участвовать в своих первых боях пехотинцем.
Но недолог привал. Звучит команда «По машинам». Совсем стемнело. Предвидя возможное нападение вражеских самолетов, Костин приказал увеличить дистанции между машинами.
Может быть, эти растянутые колонны автомобилей, идущих с зажженными фарами, и создали у немецкой авиаразведки впечатление о движении ночью из Москвы крупных войсковых соединений. Об этом несколькими днями позже рассказал пленный фашистский офицер. Он сообщил также, что командир его дивизии очень нервничал, получив такие сведения. Во всяком случае, нервозность противника была нам на руку. Еще не вступив с курсантами в бой, он уже опасался их.
Ночью над Варшавским шоссе летали вражеские самолеты.
Прибыли в Малоярославец. Город сильно пострадал от бомбежек: много разрушенных домов, поваленных деревьев. Быстро разыскали помещение коменданта Малоярославецкого укрепленного района полковника И. И. Смирнова, который тут же распорядился:
— Срочно занимайте оборону в Ильинском секторе укрепрайона. А то там, кроме мобилизованных рабочих, колхозников, отрывающих противотанковые рвы и траншеи, да нескольких орудийных расчетов из отступивших войск, никого нет. Железобетонные огневые точки пока готовы только в цементе. Амбразуры и двери бронированных щитов не имеют.
— А что известно о противнике? — спросил Костин.
— Сведения самые путаные, — откровенно признался Смирнов. — Из штаба МВО ничего определенного не сообщили. Правда, перед заходом солнца заметно увеличился поток машин с беженцами. Один интендант, направляющийся из Рославля в Москву, утверждал, что вчера возле Юхнова его обстреляли танки противника. Это в восемнадцати километрах отсюда.
