На узкой тропе - страница 4

А Иргаш шел и косился на деда: что с ним случилось? Почему такой?

Роману тоже ничего не понятно. Дед, всегда радушный и суетливый, сейчас не походил на себя. Он и старается шутить, но шутки не получаются, он чем-то встревожен и винтовку свою держит так, будто на него вот-вот должны напасть.

Душанба, заплетаясь непослушными ногами, брел и глядел в землю, словно прислушиваясь к чему-то. А людей, что шли рядом, он просто не видел. И только когда кто-то тронул его за плечо, он вздрогнул и поднял глаза — возле него стоял белобородый старик. Душанба взвизгнул и заклацал зубами. Потом захохотал и, кривляясь, стал подпрыгивать. Но дедушка Тургунбай почему-то громко рассмеялся.

— Что с вами, дедушка?! — испугался Иргаш. — Ничего нет смешного, а вы смеетесь?

— Не волнуйся, внучек, — успокоил старик. — Все идет так, как должно быть…

Душанба замолчал, и лицо его опять стало непроницаемым. Теперь он не шатался из стороны в сторону, а, опустив голову, шел спорым, широким шагом, как будто торопился узнать, что будет там, куда ведут его старик и мальчишки.

— Дедушка, почему вы смеялись? — спросил Иргаш с обидой.

— Смотрю, как первобытный человек шагает по колхозной земле, и смеюсь. В кино и то не увидишь такого. Тебе разве не смешно? — серьезно ответил Тургунбай-ата.

— Нет… Ромка, тебе смешно? — повернулся он к другу.

— Чего тут смешного? — нехотя отозвался Роман.

Старик нахмурился и, перекинув за спину винтовку, которая все еще была у него в руках, задумчиво почмокал губами.

— Правильно говорите: ничего нет смешного. Плачевно… Хм… и мне не смешно. Противно… — проворчал дедушка и пятками ткнул в бока ослика. — Противно глядеть, — повторил он в грустном раздумье.

А над степью уже нависал вечер. Солнце, полыхая последним пожаром, опустилось на черные холмы и все глубже зарывалось в землю. Дедушка Тургунбай, поеживаясь от свежего ветерка, сорвавшегося с гребня косогора, запахнул халат. Душанба только передернул плечами — у него не было халата.

На окраине кишлака Ашлак их ждали учитель Джура Насыров, доктор Мирзакул и Федя Звонков, взволнованный долгим отсутствием друзей.

— Чего так долго? — недовольно сказал он.

— Задержались немного, — многозначительно подмигнув, ответил Роман.

Доктор Мирзакул, покачивая головой, разглядывал раны на теле Душанбы, учитель смотрел на волосатого человека с растерянностью и удивлением.

Дождавшись окончания осмотра, учитель подошел к Душанбе и заговорил с ним. Тот молчал, точно был глух или не понимал языка. Учитель повторил свой вопрос по-таджикски, затем по-арабски, по-русски. Душанба молчал и глядел куда-то в пустоту бездумными, ничего не видящими глазами. Когда учитель прикоснулся к нему рукой, он подпрыгнул и закричал. Затем упал на землю и забился в припадке.

— Да-а, ничего не понимаю. Или он очень болен, или… Его надо отвезти в Коканд, — озабоченно сказал доктор. — Там его посмотрят специалисты, невропатологи.

Проучившись три зимы, мальчишка бросил школу. Как ни старался Джура Насырович посадить Саидку за парту — ничего не получалось. Да и как могло получиться? Отец Саидки, по прозвищу Муслим-дивона[3], нигде не работал, ходил от кишлака к кишлаку и жил подаяниями. В своем кишлаке он появлялся обязательно увешанный пустыми консервными банками, высушенными тыквочками, пучками конских волос, бормоча несусветную чушь. Саидку отец заставлял исполнять роль поводыря, что не могло не наложить отпечатка на характер мальчика. Держался он обособленно, а если встречался с ребятами — старался обойти стороной и никогда первым не ввязывался в разговоры, а тем более в игры. Больше всех он боялся Иргаша, его слов, пропитанных горечью.

— Эх, ты… В музей тебя посадить надо вместе с отцом и с жестянками…

Когда доктор Мирзакул осматривал на окраине кишлака Душанбу, Саидка сидел на крыше своей кибитки и все видел. Никто не заметил тогда Саидку. А он, прижавшись к дымоходу, внимательно следил за тем, что происходило внизу. И как только услышал приговор доктора отвезти Душанбу в Коканд, неслышно соскользнул с крыши и юркнул в кибитку.

…На рассвете Федя Звонков, у которого заболела мать, погнал в стадо корову и встретился с Саидкой. Тот, завернувшись в рваный халат, пробирался вдоль полуразрушенного дувала.