Через пять минут оба приятеля ехали по пустынным улицам города, за обладание которым верстах в 25 от него шел ожесточенный бой.
— Слушай, Брянцев, а давно люди додумались до телефона? — спросил Пулькин.
— Не очень. Его изобрел Грахам Белль и впервые о нем узнали в 1876 г. на всемирной выставке в гор. Филадельфии в Соединенных Штатах Северной Америки.
— Это значит — меньше 50 лет тому назад, — рассуждал сам с собою Пулькин.
— Ну, да, меньше 50, — подхватил Брянцев, — а между тем за эти несколько десятилетий телефон весь мир завоевал.
— Ишь ты куда хватил!
— А что же? — вскипел Брянцев, обидевшись за любимый им телефон.
— По-твоему 22 миллиона телефонных аппаратов, которые в настоящее время разбросаны по всему земному шару, — плевое дело? А 92 миллиона верст телефонных проводов, это тоже пустяк? А то, что в одном только Нью-Йорке имеется 980.000 телефонных аппаратов, а в Стокгольме, столице Швеции, почти на каждых трех жителей приходится по телефону — это как тебе нравится? А…
— Погоди, погоди! — перебил его ошеломленный Пулькин. Неужели, действительно, все это так, как ты говоришь?
— Мне врать никакой охоты нет.
— Но скажи, пожалуйста, почему же по нашему Союзу этого не заметно? — недоумевал Пулькин. Неужели мы так отстали?
— Порядком таки позадержались. Да вот тебе сравнение: в то время, как в Соединенных Штатах на каждого жителя приходится в год 174 телефонных разговора, в Германии — 30, во Франции — 18, у нас, в СССР, это число падает до 4. Это значит, что мы разговариваем по телефону в 43 раза реже, чем американцы.
Некоторое время Пулькин молчал:
— Скажи, Брянцев, — заговорил он, когда они уже были почти у здания станции. Ведь по телефону можно только разговаривать в пределах города?
— Ха! — даже рассердился Брянцев. В пределах города! — передразнил он Пулькина. Да ничего подобного! Из Москвы можно прекрасно разговаривать по телефону с Ленинградом, а, ведь, это 600 с лишним верст. Хорош «предел города», нечего сказать. А за границей из Норвегии, например, можно разговаривать со Швецией, а из Голландии — с Германией и Данией.
— Стоп! Приехали!
И оба приятеля, соскочив с лошадей, пошли в караульное помещение станции…
Когда они поднимались во второй этаж, Пулькину казалось, что он попадет сейчас в помещение, где царит невообразимый шум.
Ведь, когда один телефонный звонок дребезжит, так и то неприятно бывает, а тут несколько тысяч их должно звонить — вот, очевидно, шум.
Часовой, проверив пропуска и мандаты, открывает перед ними дверь в громадную залу.
Параллельными рядами вытянулись длинные столы. За ними сидят девушки и женщины и внимательно смотрят на вспыхивающие перед ними крохотные, как горошинки, разноцветные электрические лампочки.
Губы и руки телефонисток находятся в непрерывном движении.
Рис. 6. Телефонистки за работой (Московская сеть).
Они что-то шепчут в трубки, прикрепленные у них на груди и этот шопот образует какой-то странный гул, то приливающими, то отливающими волнами распространяющийся по просторам залы.
Но все это тонет в трескучем шуме, который получается от непрерывного передвигания шнуров, лежащих перед телефонистками.
У Пулькина зарябило в глазах: он ровно ничего не понимал. А в голове быстро пронеслась трусливая мысль:
— Не понять мне тут ни чорта. И сяду я в лужу с этой работой.
Как раз в этот момент к нему подошел Колесников.
— Здорово, Ванька, вон Катя Трощенко направо стоит, вот вся станция, — получай ее, а я уезжаю. Ты и так запоздал. Всего доброго. Счастливо! — и он крепко пожал руку Пулькина и скрылся за дверью.
Ванька посмотрел направо. Невысокая девушка, с белокурыми растрепавшимися волосами, со слуховыми трубками на ушах медленно ходила между рядами телефонисток, волоча за собой по полу длинный шнур.
— Что это она делает? — недоумевал Пулькин.
— Ванюшка, понимаешь ты тут что-нибудь? — улыбаясь спросил его подошедший к нему Брянцев.