И это в самом центре европейской части России, в каких-нибудь четырехстах километрах от столицы!
Те, кому приходилось видеть пески, горько и укоризненно качали головой: экое дикое поле! Пытались пахать и сеять, но без удачи. Не годилось место под пашню: ни дорог, ни воды, ни сел поблизости. Даже когда в начале 50-х годов собрались с силами и посадили на песках сразу триста гектаров сосны, толку не получилось. Посадки не дожили и до осени, высохли. Какой тут лес!
Но вот через десять лет на Вянские пески приехали руководители Рязанского лесного хозяйства с Михаилом Гиряевым во главе и посмотрели на пустыню глазами специалистов. Один из них сказал Тарунтаеву, директору Касимовского лесхоза:
— Ну, Василий Алексеевич, тебе тут, милый, до самой пенсии…
Веселый, быстрый в мыслях и движении директор загадочно усмехнулся. До пенсии ему оставалось двадцать четыре года.
Рязанские гости уехали. Тарунтаев вместе с лесничими Аркадием Юдиным и Потифором Гиряевым еще не один раз приезжали на пески, проводили тут дни и ночи. Однажды долго стояли на голом бугре, потом спустились в ложбину, сели на сухой песок и стали анализировать прежние неудачи.
— Ясно, почему ничего не получилось: воды нет, — сказал один из них и ткнул пальцем в песок.
— А откуда быть воде, если сажали в мае? — сказал другой.
— По снегу хочешь? — спросил Тарунтаев и оживился.
— Семя сосны зимует в снегу…
Тут все наперебой стали вспоминать и привычки дерева, и свойства песка, снега. Когда снег еще лежит по лесам и на берегах Оки, здешние пески уже голые. Открытое для солнца место прогревается хорошо, весна тут движется быстро, и, чтобы захватить талую воду, не нужно смотреть на календарь, а надобно начинать работу, когда только-только оттает верхний слой на Лысой горе. Чуть позже все высохнет.
Подтрунивая друг над другом и не переставая размышлять, они внезапно поняли, что отыскали, пожалуй, главную ошибку своих предшественников, которые, очевидно, опаздывали с посадкой, и сеянцы сосны, очень охочие в первые дни до воды, гибли в песках, не успев укрепиться.
— Попробуем иначе, ребятушки, — сказал Василий Алексеевич и вспомнил, что до пенсии ему двадцать четыре года и, чтобы закончить за такой срок облесение Вянских песков, сажать нужно ровно по сотне гектаров каждой весной. В общем хлопот хватит до самого-самого…
В 1961 году паромщик стал перевозить с левого берега на правый тюки с саженцами, людей и тракторы сразу после ледохода. Дивился на лесников: «Ну и торопыги! Снег лежит, а у них разговор о посадке, рядках и приживаемости. Сами топочут от холода на палубе, пальцами носы трут от пронзительного ветерка, а сосенки везут в лес. На погибель, не иначе».
Но лесники углубились в чащу. Голубые сугробы лежали на полянах, по-зимнему сухо стучали ветки на деревьях, скучно, холодно, а мыслями все уже там, на Лысой. Как-то на пустыньке сегодня?
Вянские пески встретили первый отряд робкой зеленью ракитника и всходами белоуса. Песок оголился, лежал темный, сырой. Снег всюду стаял, но близко к поверхности еще держалась мерзлота.
Устроили на опушке шалаши, обогрелись, а потом тракторами попробовали, как борозда берется. Получилось. Мигом оживился стан, зеленые двухлетки сосны зарябили по голым пескам.
Работали неделю, другую. Весна промчалась, песок высох и побелел, но дело уже было сделано. Свернули табор. Теперь до другого года. Что-то около сотни гектаров засадили.
На второй год, когда убедились, что сосенки дружно прижились, опять переправились в апреле через Оку и Унжу, прихватили народ из Касимова, деревни Новой, а главное, взяли с собой лесопосадочные машины. Сажали и наблюдали, как ведет себя пустыня, как чувствуют сосны. Словом, учились. Ворошить пески пахотой не стали, каждую травинку берегли, ведь она закрепляет летучий песок, который как раз и опасен для молодняка. На буграх сажали в глубокие борозды, в понижениях — иначе: где гуще, где реже. Хоть и собрался народ из разных мест, но как-то сразу сработались, уж больно доброе дело затеяли, оно-то и сближало. Лесники Александр Малин и Федор Теняев ни на час не уходили с песков: время тут ценилось, как на весеннем севе. Чуть припоздал — и жди выпадов, горюй, переделывай. А когда переделывать-то?..
