Где вода, там и туман. Моря собирают над собой не туманы, а тучи, и не просто тучи, а целые державы туч. Они стелются над океанскими просторами, поднимаются над планетой и обрушиваются на берега ураганами, чудовищными и неотвратимыми. Ломаются и тонут суда, разлетаются в щепки самолеты, опустошаются берега, и люди в бессилии протягивают руки к небу или закрывают голову и бегут куда глядят глаза.
Вдоль рек туманы движутся, как флотилии, они плывут, послушные течению вод, и слышен шелест в них, как будто переговариваются паруса. Речные туманы — странники, они тоже должны куда-то двигаться, заглядывать в каждую лощину, расстилаться по лесам, по луговым долинам. Они повсюду пришельцы, то добрые, то злые.
Я видел, как над Глубоким в ясном предвестии утра собирался туман. Он окутывал сразу все три губы нашего озера. Он даже не поднимался из воды, а возникал как бы из ничего. Ровный, какой-то спокойный, он густел, превращая озеро в неведомую страну. Так возникают сказки, когда нельзя сказать, кто их сложил, как они родились, а просто сказка появилась — и все. На той стороне деревня исчезла. И ельник около нее тоже. Вместо ельника возвысился какой-то скалистый остров, и на острове возникла башня. Башня высокая и гордая, совсем как Гремячая на Запсковье. Она насторожилась и напряженно всматривалась во все стороны сквозь туман, ожидая врагов и не давая им подойти незамеченными. Я сел в лодку и поплыл к этой башне. Она то появлялась, то исчезала среди тумана. Она следила за мной, может быть предполагая во мне гонца, который на всех веслах несет тревожную весть: надвигается враг или какая-то беда. Мне даже почудилось, будто башня раз или два ударила гулким звоном, чтобы я не заблудился и знал, что меня настойчиво ждут. Но туман начал рассеиваться, и я увидел на берегу густой ельник и одинокую, в стороне, большую ель, которую по мощи и в самом деле можно было принять за башню. Туман рассеивался и, мне кажется, не поднимался. Из него начал покрапывать дождик. Крупные, но легкие капли принялись падать на большом расстоянии друг от друга, так что трудно было сказать, дождь это или нет.
Во всяком случае, когда я вернулся к школе и поднимался тропинкой, по кленам, березам и липам расходился звучный равномерный грохот. И я понял: это туман играет свой утренний медленный марш. В нем не было тревоги, птицы пели, как это всегда бывает хорошим утром, и было ясно, что день будет погожим.
Погожие дни всегда хороши над озерами.
Если встать на берегу озера Ладожского, за спиной оставить Приозерск, город с прежним названием Кексгольм или Кекисальми, а еще раньше Корела, просто стоять и смотреть вперед, того берега не увидишь. Не такое это озеро, оно похоже на море. Берега его висят в воздухе, там, где упираются в небо. И совсем неважно, небо ли спустилось в воду, или берега рвутся в воздух. Ведь цвет воды и неба одинаков: белесый, северный, чуть жемчужный. Нужно смотреть туда, в сторону острова Валаам. Он рассыпал вокруг себя полсотни мелких островов, загромоздился скалами и соснами. То заповедная земля художников русской пейзажной школы, куда приезжали они на все лето, покидая каменные города. Эти скалы помнят походку Шишкина, Якоби, Куинджи. Но стоишь, смотришь, и такое ощущение, словно это берег или Белого моря, или самого Ледовитого океана.
Спускаешься ли тропой к озеру Рица — оно лежит в глубоком разгорье, обрамленное, да, именно обрамленное, еловыми, пихтовыми и кленовыми лесами. Оно лежит, полное сознания своей притягательности, как прекрасная женщина, которая знает, что мимо нее трудно пройти, не обернувшись. Вода, почти бездонная, высвечена здесь и там лучами южного солнца. На дальнем берегу в ресторане выплясывает бойкая музыка, и новенькие прогулочные катера катают по глади веселую публику. К такому озеру подходишь с опаской и неуверенностью: а достоин ли ты сюда прийти? Так берешь в руки хорошо ограненный редкий изумруд или алмаз, которых давно уже нет в ежедневном обиходе, потому что они достояние государства, не имеющее цены. Даже к поэтическим описаниям, когда сравнивают что-либо с драгоценным камнем, иной раз теряешь доверие и перестаешь их воспринимать. Отсюда все время хочется уйти, подозревая, что слишком долго здесь ты задержался. И только туристы да отпускники чувствуют себя здесь в своей тарелке, уверенные, что им эта Рица и уготована. Впрочем, и они тут задерживаются ненадолго.
