Без труда разыскиваем гостиницу, прилепившуюся на склоне горы.
— Можно ли у вас пообедать, не останавливаясь на ночлег? — спросил я женщину, сидевшую в холле за столом администратора.
— Конечно, но придется подождать. Проходите в бар. — Она встала из-за стола и направилась в соседнюю комнату, позванивая на каждом шагу многочисленными ручными браслетами. — Располагайтесь здесь, чувствуйте себя как дома, — сказала она, указывая на кресла, стоящие вокруг потухшего камина.
Минут через десять миссис Маккензи, так ее звали, снова подошла к нам. Видимо, ее разбирало любопытство: что за причина привела нас в Лушото — не обед же?
— Вы хозяйка гостиницы? — спросил я, помогая начать разговор.
— Нет. — Она присела. — Владелец отеля живет в Лондоне. Я управляющая.
— Вы англичанка?
— Да уж не знаю, как сказать, — замялась мадам Маккензи. — Родители мои приехали в Восточную Африку из Англии. Я родилась в Кении. Жила там много лет. Вышла замуж. После смерти мужа перебралась на Занзибар, а теперь вот здесь. В Англии не была ни разу — у меня там никого нет. А у нас здесь совсем неплохо. — Мадам Маккензи с показной жизнерадостностью резко меняет тему разговора. — В городе живет около дюжины европейцев. Мы иногда собираемся, играем в теннис.
Запал бодрости иссякает.
— Не хотите ли проехаться на лошадях? — вдруг неожиданно предлагает миссис Маккензи. По-видимому, она выкладывает свой последний козырь в доказательство благополучия и устроенности ее жизни в Лушото. — Да, я держу пару лошадей. — Она почти за рукав тянет нас к окну, чтобы мы сами могли убедиться в существовании этого символа беззаботной аристократической жизни.
Во дворе под навесом действительно две лошади: понурые одры с провалившимися спинами и негнущимися ногами стоят безразлично, даже не пытаясь отогнать рой облепивших их мух.
Эта унылая картина возвращает мадам Маккензи к действительности.
— Конечно, если бы вы приехали ко мне на Занзибар — я была управляющей Английского клуба, — все было бы по-другому.
Что это за время! Какие люди собирались у меня! Вот это была жизнь! Теперь все изменилось. Клуб превращен в государственную гостиницу. Говорят, что сейчас на Занзибаре голод, все разворовано, болезни. Да это и неудивительно. Разве могут африканцы управлять государством? Вот и здесь шизнь с каждым годом становится все труднее.
Мы молча сидим перед этой стареющей женщиной, прожившей здесь всю жизнь и не нашедшей родины, потерявшей себя в водовороте событий, захлестнувших Восточную Африку в последнее десятилетие. Она еще продолжает цепляться за воспоминания о счастливых для нее колониальных годах, навсегда ушедших в прошлое.
Первое знакомство
В свой первый приезд на Занзибар я сознательно остановился в бывшем Английском клубе, ныне гостинице «Африка Хауз».
Массивное здание бывшего клуба избранных надменно возвышалось над окружающими строениями. Прохладный и влажный язык морского бриза время от времени мягко касался фасада этого дома с просторной открытой верандой — в нескольких десятках метрах начиналось рифленое полотно океана.
Две надраенные до ослепительного блеска бронзовые пушки у входа, широкая лестница, головы антилоп на стенах, олицетворяющие охотничью доблесть членов клуба, библиотека с мемуарами лорда Керзона, биллиард, бар — в целости и сохранности все основные атрибуты времяпрепровождения истинных джентльменов. В углу веранды я даже увидел весы с сохранившейся английской таблицей нормального веса мужчин и женщин в возрасте от десяти до восьмидесяти лет.
Сама мадам Маккензи, наверное, не смогла бы найти здесь каких-либо внешних перемен. Разве что ассортимент спиртных напитков в баре стал победнее, ну и, конечно, клиентура изменилась. Теперь постоянные обитатели отеля — туристы из многих стран мира.
После обеда я вышел на улицу.
Прямо перед входом в гостиницу в узком простенке между домами стояло такси, непонятно каким образом попавшее в этот закрытый со всех сторон колодец. Водитель, безмятежно спавший на переднем сиденье, каким-то профессиональным чутьем немедленно обнаружил мое появление и сразу же оценил обстановку.
