На суше и на море, 1970 - страница 28

Сидел Николай Михайлович на табурете не сгибаясь, широко расставив тяжелые ноги в сапогах сорок пятого размера, руки спокойно лежали на коленях. Он рассказал Андрею Аверьяновичу то же, что и директор заповедника.

— Откуда раздался выстрел? — спросил Андрей Аверьянович.

— Стреляли у меня за правым плечом.

— Вы заметили, откуда?

— Я оглянулся на выстрел, но никого не увидел и бросился к Моргуну.

— Почему вы сразу бросились к Моргуну? Падение могло быть инсценировкой, чтобы побудить вас выйти из-за укрытия.

— Об этом я в тот момент не подумал. Слишком естественно выронил Моргун ружье и схватился за горло, никакой актер, наверное, так не сыграл бы. Убедившись, что Моргун мертв, я пошел к тому месту, откуда стреляли. Это метрах в тридцати от того места, где я стоял, там выделялся пихтовый молодняк, место приметное.

— Нашли вы там что-нибудь?

— Нет. Там никого не оказалось.

— И следов никаких не обнаружили?

— Я не присматривался, не искал следов. Увидел, что никого нет, и пошел к туристскому приюту.

— С того места, откуда прозвучал выстрел, можно было попасть в вас?

— Можно.

— Вы не допускаете мысли, что стреляли в вас, но промахнулись и попали в Моргуна?

— Это исключено. Мы с Моргуном стояли не на одной линии.

— Следователь там ничего не обнаружил?

— Нет, ничего. Он полагает, что я все это придумал, что там никаких следов и быть не может. Он считает, что стрелял я. А я в Моргуна не стрелял!

— М-да, — сказал Андрей Аверьянович, — следователь утверждает, что с того места, откуда, по вашим показаниям, раздался выстрел, нельзя было стрелять в Моргуна.

— И все-таки стреляли оттуда, это я собственными ушами слышал. Я понимаю, в каком нелепом положении оказался. Понимаю, но смириться не могу. Чувствовав себя правым и не иметь возможность доказать, что ты прав, — это же бесит и приводит в отчаяние.

Говоря это, Кушелевич по-прежнему неподвижно сидел на табуретке, только пальцы побелели, так сильно он сжимал колени.

— Может быть, вообще никакой защиты не нужно? — высказал он предположение. — Скажу на суде одно: не стрелял — и точка. Что хотите, то и делайте.

— Зачем же отказываться от защиты. Насколько могу судить по первому впечатлению, вы человек прямолинейный и открытый, такие как раз нуждаются в защите.

Кушелевич хотел возразить, но Андрей Аверьянович предупредил возражение:

— Вы сильный человек и умеете за себя постоять, это я вижу. Но у сильных и прямолинейных, как правило, открыты фланги. В общем не советую отказываться от защиты.

— Ладно, не буду, — согласился Кушелевич, — хотя и не возлагаю на защиту надежды. Чтобы потом не разочаровываться.

— Спасибо за откровенность, — усмехнулся Андрей Аверьянович, — тем более, что никаких надежд я пока что вселить в вас не могу.

Рабочий день уже кончился, но директора заповедника Андрей Аверьянович застал в его служебном кабинете.

— Что вы узнали в прокуратуре? — спросил Валентин Федорович, когда Андрей Аверьянович уселся в кресло возле письменного стола.

— Ничего утешительного, — ответил Андрей Аверьянович, — все, что я там узнал, вам уже известно. Кушелевич тоже не внес ясности.

— Вы с ним виделись?

— Виделся.

— Какое он произвел на вас впечатление?

— Хорошее.

— Рад это слышать. Значит, защищать его вам будет не трудно.

— То есть?

— Вы же сказали, что трудно защищать человека, вызывающего антипатию.

— У вас цепкая память, — улыбнулся Андрей Аверьянович. — В смысле моральном, полагаю, мне будет легко, что касается юридической стороны дела, то я в затруднении.

Теперь директор заповедника спросил:

— То есть?

— Если бы Кушелевич стрелял и убил, я бы постарался доказать, что выстрел его — необходимое в целях обороны действие. Так бы оно, видимо, и было. Если бы он стрелял, повторяю. Но он стоит на своем — не стрелял.

— И я ему верю, — вставил Валентин Федорович.

— Допустим, что и я ему верю.

— Почему, допустим? Вы не убеждены, что он говорит правду?

— Я его недостаточно знаю. Но допустим, я ему верю. Что из этого? Для суда это не доказательство. Нельзя же встать и заявить: «Граждане судьи, я верю, что Кушелевич не стрелял, поэтому прошу оправдать его». Заявить-то так можно, но толку от этого мало. Нужны аргументы, доказательства. А их нет, улики против Кушелевича.