В этот момент к нам присоединился Манн. Пока мы обсуждали вопрос о дезертирстве Райсса, Шпигельгласс все время отлучался в другой павильон, видимо для разговора с каким-то другим агентом. Во время одной из этих отлучек (а дело было за полночь) я подошел к телефону и набрал номер Райсса в отеле. Я сразу же бросил трубку, как только Райсс на другом конце провода ответил: «Хэлло!» В промежутке с часу ночи до трех раннего утра 18 июля мы с Манном сделали четыре таких телефонных звонка, желая предупредить Райсса о том, что ему грозит смертельная опасность.
Вернувшись в отель, я до одиннадцати утра ожидал звонка Райсса, чтобы договорится о встрече. Телефон зазвонил в десять. Это был Манн. Он попросил меня немедленно прийти. Я объяснил, что в течение часа должен встретиться с Райссом.
– Вы можете пойти. Но он не появится, – сказал он.
Мне стало плохо от мысли, что Райсса уже убили, и, взяв такси, я помчался к Манну. Шпигельгласс был у него.
– Он сбежал! – закричал он. – Уехал из отеля в семь утра.
Мы с Манном обменялись взглядами. Дышать стало легче.
На следующее утро, в понедельник 19 июля, я получил письмо от Райсса, в котором он прощался со мной и объяснял, почему так поступил. Прочитав письмо, я убрал его в карман. О моей дружбе с Райссом хорошо знали, и я понимал, что меня, конечно, отзовут в Москву, где спросят за все. Я отправил в Москву рапорт по поводу всей сложившейся ситуации. Быть на службе у Сталина и иметь тесные взаимоотношения с тем, кто порвал с ним, – это слишком серьезное дело. Я знал, что мой отказ помочь в убийстве друга будет расценен Ежовым и Сталиным как преступление. Я предполагал, что вот-вот вернусь домой, и запросил инструкций.
Утром 20 июля, во вторник, в три часа утра, меня разбудил телефон. Звонил Шпигельгласс.
– Вы получили письмо? – спросил он.
Я честно ответил, что не знаю, о чем он говорит. Спросонья я совершенно забыл о письме от Райсса.
Шпигельгласс попросил меня немедленно встретиться с ним. Я колебался. Он настойчиво утверждал, что дело срочное, и я наконец сдался. Я быстро оделся и спустился в ближайшее кафе. И вот там Шпигельгласс спросил меня именно о письме от Райсса. Удивившись его всеведению, я достал это письмо из кармана. Он захотел прочитать его и попросил немедленно сделать фотокопию, что было совершенно невозможно. Однако он так настаивал на копии, что я решил отдать ему оригинал.
Итак, мое положение все более и более осложнялось. Я получил письмо от «предателя» Райсса и не уведомил об этом Шпигельгласса сразу. Более того, сначала я отрицал сам факт получения этого письма, когда он позвонил мне по телефону. Все это явно делало меня в глазах Шпигельгласса сообщником Райсса.
Я написал жене, чтобы она собиралась и вместе с ребенком ехала в Париж и что мы скоро возвращаемся в Москву. В конце месяца она прибыла в Париж, и мы поселились здесь под именем Лессенер в пансионе на улице Мароньер, что в Пасси – хорошем жилом районе.
10 августа пришел приказ о моем возвращении в Москву. Поскольку срок действия моего австрийского паспорта на имя Эдварда Миллера истек, то мне прислали специальный паспорт на имя чехословацкого коммерсанта Шенборна. Мне нужно было выехать из Гавра в Ленинград на французском пароходе «Бретань», регулярно курсирующем между этими двумя портами.
Еще до моего приказа о возвращении Шпигельгласс узнал от меня, что сестра Эрла Браудера по имени Маргарет являлась одним из моих оперативных сотрудников. Он попросил меня передать ему ее для «важной работы» во Франции, поскольку ему нужны были там надежные люди. Я не хотел вовлекать мисс Браудер в «важную работу» Шпигельгласса, потому что я представлял, какого рода была эта работа, и подумал, что американцем следует понимать, во что они могут вляпаться, если работают на секретную службу Сталина.
Сейчас я должен был передать дела Шпигельглассу, а потому он попросил меня лично представить его моим основным агентам и особенно настаивал на встрече с мисс Браудер, работавшей здесь по американскому паспорту на имя Джин Монтгомери.
Мисс Браудер – женщина далеко за тридцать, тоненькая, невысокого роста, похожая на школьную учительницу, – уже несколько лет работала на советскую военную разведку. В 1936–1937 годах она находилась в Центральной Европе, где положила начало работе нашей секретной радиостанции. Мисс Браудер окончила нашу спецшколу в Москве по специальности радист и жила за границей под видом студентки.
