17 августа в 24 часа начались боевые действия. Не прекращались они и весь день 18 августа. Штурмовым группам Смекалина удалось уничтожить два дзота и продвинуться вперед на 300 м. Сводная рота Канивца вклинилась в оборону противника, но развить первый успех не смогла.
В ночь с 18 на 19 августа наступление было приостановлено.
19 августа гитлеровцы предприняли ожесточенную атаку. По проложенным дорогам пододвинулось несколько танков и самоходных орудий, они открыли огонь прямой наводкой. Отразить этот натиск врага было тяжело. Боеприпасы кончались. Продовольствия люди не получали уже третий день. Вместо чая пили красную болотную воду, вскипяченную в котелках, и жевали корешки дикого лука. Самокрутка из оставшихся у кого-то крошек махорки и сухого березового листа переходила из рук в руки. Затягивались по одному разу.
Несмотря на все это, фашистам не удалось сломить сопротивление воинов. Все атаки были отбиты. Не помогли и танки. Один танк наши бойцы подбили из противотанкового ружья.
К вечеру наступила тишина. Лишь редкая перестрелка напоминала о том, что поединок частей Красной Армии, окруженных со всех сторон превосходящими силами врага, не закончен.
В наступившей тишине гитлеровцы снова, в который раз стали призывать красноармейцев и командиров сдаваться в плен.
Несколько минут шли передачи. Боеприпасы экономили, и огонь по громкоговорящей установке не открывали. И вот тогда кто-то запел: "Вставай, проклятьем заклейменный..." Слова подхватили по цепочке и скоро по всей круговой обороне звучал могучий пролетарский гимн "Интернационал".
Все кругом затихло. Замолчали громкоговорящие установки. Прекратилась перестрелка. Только эхо далеко разносило волнующие душу слова:
Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской...
19 августа вечером Смекалин и Чанбарисов приняли решение выходить ночью на широком фронте, просачиваясь сквозь оборону противника.
Всех людей разбили на три группы. Командиром первой группы был назначен старший лейтенант И. А. Подурец, комиссаром - старший политрук С. Н. Горбунов. Командиром второй группы - лейтенант Козлов, комиссаром политрук Бондаренко. Третью группу возглавляли капитан Ф. В. Смекалин и старший политрук Щ. X. Чанбарисов. Для эвакуации раненых были созданы команды носильщиков и выделены подразделения прикрытия.
Ночью начался выход. Схватки носили ожесточенный, но скоротечный характер. Действовали главным образом штыком и гранатой. Прикрывались пулеметным огнем. Лейтенант Степаненко связками гранат заставил замолчать два вражеских дзота. Пересунько заколол штыком несколько фашистов. Старший лейтенант Кононенко с группой бойцов внезапно ворвался в окопы врага и уничтожил несколько фашистов. Прикрывая отход своей группы, Кононенко был тяжело ранен, но и тогда не прекратил вести огонь по врагу. А когда кончились патроны и фашисты приблизились к нему, Кононенко предпочел смерть плену. Но расстался со своим "максимом" сержант Потеряев. При выходе из окружения он искусно прикрывал своих товарищей.
В эту ночь в бригаде никто не спал. Все мы - командование, офицеры штаба и политработники - были на передовой, готовые прийти на помощь воинам, пробивающимся из окружения.
В 2 часа утра 20 августа я встретил Смекалина и Чанбарисова, секретаря парткомиссии политотдела Леушина и нескольких бойцов. О том, как они выглядели, говорить не приходится. Силы их покинули сразу же при встрече с нами. Многие без посторонней помощи уже не могли добраться до тылов бригады, где они собирались. Несколько дней еще выходили одиночки из окружения. Мы радовались каждому человеку и с щемящей болью в сердце вспоминали о тех, кого не было с нами. Из окружения вышли не все. Не удалось пробиться к своим старшему политруку Сергею Николаевичу Горбунову. Это был замечательный товарищ, до войны он работал в Москве, перед последними боями был назначен комиссаром третьего батальона. Скромный, собранный, культурный, он как бы олицетворял в своем лице коренного москвича. Во время боев в окружении новый комиссар батальона показал себя человеком большой воли.
