Одна мысль за другой проносились в голове Тавыля. Постепенно мысли стали путаться, расплываться: Тавыль погружался в сон. Во сне мальчик видел, как подошла к нему Нина Ивановна, как ласково прикоснулась к его голове, заглянула ему в лицо. И тогда Тавыль, схватив ее за руки и не стесняясь слез, стал быстро-быстро говорить ей обо всем, что накипело у него на душе. Нина Ивановна слушала очень внимательно, и по глазам ее Тавыль видел, как она жалеет и любит его...
Долго Эттай искал Нину Ивановну, сходил к ней на квартиру, побывал в учительской и наконец решил заглянуть в свой класс.
Увидев уснувшего за партой Тавыля, Эттай удивился, хотел было разбудить его, по тут вспомнил, что грозился обрезать ему косички.
Недолго думая Эттай на цыпочках вышел из класса и сломя голову побежал домой за ножницами. Когда он вернулся в школу, Тавыль все еще спал. Осторожно подкравшись к Тавылю сзади, Эттай взял одну из его косичек и хладнокровно обрезал ее. Тавыль поморщился, почесал то место, где только что была косичка, и снова успокоился. Закусив язык, как это всегда бывало с ним, когда он что-нибудь резал ножницами, Эттай так же хладнокровно обрезал вторую косичку.
— Всё, — пробормотал он, засовывая косички Тавыля к себе в карман.
Краснощекое озорное лицо его выражало торжество.
И вдруг Эттай услыхал, что Тавыль во сне всхлипывает. «Наверное, что-то плохое приснилось ему», — решил Эттай. И тут же задумался: «Почему Тавыль сейчас здесь, в школе, спит за партой? А может, его отец прогнал из дому? Может, опять обидел?»
Эттаю так стало жаль Тавыля, что он вытащил из кармана косички, с невеселым видом покрутил их в руках и, словно убедившись, что уже никакими способами не возможно их водворить на прежнее место, тяжело вздохнул.
А Тавыль между тем продолжал всхлипывать. Худенькие плечи его вздрагивали. Что-то горестное, подавленное было в эту минуту в его щуплой фигурке.
«Ай, лучше б я себе уши обрезал, чем косички эти!» — подумал Эттай и осторожно, с каким-то особенным чувством нежности к обиженному им товарищу погладил Тавыля по голове и на цыпочках вышел из класса.
На пороге школы Эттай встретил наконец свою учительницу.
— Нина Ивановна! Это я, я все наделал! — быстро заговорил Эттай. — Это я печку развалил, помочь хотел... Всегда у меня получается не так, как хочу!
— Успокойся, Эттай! Войдем в школу, там все мне расскажешь,— мягко сказала Нина Ивановна.
— Не хочу я в школу, там Тавыль!.. Нина Ивановна, пойдите в наш класс, там Тавыль спит и чего-то во сне плачет. Мне так жалко его! Пойдите, пожалейте его... У него сейчас нет мамы, а отец злой очень...
— В классе спит Тавыль? — удивилась Нина Ивановна.
Взволнованный тон Эттая, его рассказ о Тавыле встревожили ее.
— Да, да, он в классе за партой спит. Идите к нему. А я приду завтра. Буду думать, что сказать вам, всю ночь думать буду...
— Ну-ну, ладно, Эттай. Я сейчас пойду к Тавылю, а ты иди домой, только всю ночь тебе думать не надо.
Когда учительница ушла, Эттай глубоко вздохнул и подумал: «Ну ничего. Хорошо, что я встретил Нину Ивановну. Она пожалеет Тавыля... она обязательно его пожалеет... А про косички я потом... я завтра все расскажу».
На другой день случилось то, чего Эттай никак не предвидел. Еще до линейки в школу явился Экэчо, открыл дверь, в кабинет директора.
— Тавыль больше в школу ходить не будет! Хватит! — закричал он еще с порога.
Виктор Сергеевич озабоченно прикоснулся рукой к своей черной бородке и спокойно предложил:
— Входи, входи, Экэчо! Я вижу, у тебя ко мне есть серьезное дело.
— Да, да, есть большое дело! — Экэчо шагнул на середину кабинета.
Тонкие губы его дрожали, ноздри раздувались. Виктору Сергеевичу стоило большого труда усадить его на стул.
— Ну, теперь рассказывай, отчего ты такой сердитый сегодня, — улыбаясь, обратился он к Экэчо.
— Да, да, сердит! Очень сердит! Как не будешь сердит? Ты сам мне сказал, что Тавыль может ходить в школу с косичками, а теперь что получилось?
— А что же такое получилось? — удивился директор.
— Чего ты у меня спрашиваешь, что получилось? Сам хорошо знаешь, что получилось. Почему у моего сына Тавыля косички обрезаны? Не может теперь он без косичек в школу ходить! Он теперь совсем от злых духов беззащитный! Чуть свет я его сегодня с оленеводами в тундру услал. Пусть лучше у дяди своего оленей как следует научится понимать.
