Кроме этого, в институтах появлялись еще профком и студсовет, где выбирали председателя профкома и студенческого совета. Отдельная жизнь – стройотряды. В каждом строяке были командир, мастер и комиссар.
И в результате получалось, что молодой человек, выходя во взрослую жизнь, уже многократно проходил через сито отбора командиров.
Если в тебе проявились хоть какие-то лидерские качества, ты просто не мог не оказаться командиром октябрятской звездочки, председателем совета пионерского отряда или дружины, членом комитета или секретарем комитета комсомола, профоргом, членом студсовета, командиром, мастером или комиссаром стройотряда.
Будучи однажды выбранным хоть кем-то из вышеперечисленных, ты уже взваливал на себя ответственности чуть больше, чем несли остальные. Так воспитывались характер, отношение к делу и коллективу.
Именно из них, из этих командиров, председателей, секретарей, мастеров и комиссаров в результате и выросли современные руководители и бизнесмены.
P.S.
Мы часто называем советскую систему уравниловкой, критикуя ее за серость и однообразие. Но глядя из сегодняшнего дня, я не могу не отметить, что именно вчерашняя советская система воспитывала «лидеров». А сейчас, когда царит свобода, демократизм в образовании и толерантность во всем, мы, наоборот, выравниваем всех детей под одну гребенку, и уже очень трудно выявить настоящего лидера, КОМАНДИРА.
Моральный кодекс строителя коммунизма, который висел на стене в каждой советской школе, – это длинный и скучный список требований: какими мы должны быть, чтобы достичь коммунизма.
Там было что-то про честность, порядочность и интернационализм. Но главное, нужно много работать, ибо кто не работает, тот не ест. Из кодекса следовало, что основные наши враги – это лентяи и тунеядцы. Именно они и мешают достичь желанной цели.
Поэтому первостепенной задачей на текущем этапе виделась борьба с тунеядством.
Нужно всего лишь убедить всех людей честно работать, и будет счастье! Тогда мы и достигнем финальной формулы коммунизма – от каждого по способностям, каждому по потребностям. Но именно эта конечная формула коммунизма и вызывала вопросы и внутренние сомнения.
Мы призываем всех работать по способностям, но способности у всех разные. И одновременно каждому обещаем раздавать по потребностям, а ведь потребности могут быть любые. Это как? То есть можно толком не работать, а получать зарплату, какую захочешь? И при этом что захотел, то и покупай? Это было трудно понять школьными мозгами, и коммунизм воспринимался как некое далекое будущее, когда люди изменятся и станут лучше и честнее.
Каким он будет, человек далекого коммунистического общества?
В незрелых детских и юношеских головах рисовались люди в белых туниках, звездолеты и подводные корабли. Представлялась фантастика, но при этом была и уверенность, что она достижима.
Диалектика исторического материализма, которому нас учили со школьной скамьи, диктовала четкую последовательность стадий исторического процесса: вначале был первобытнообщинный строй, потом феодальный, затем капитализм, на смену которому и пришел социализм. За этой четвертой по счету формацией и должен следовать, собственно, коммунизм. Если историческими фактами подтверждалось наступление четырех предыдущих фаз, то, по логике, должен был настать и финальный, окончательный исторический этап. Тут логика не давала сбоя, и детский разум не ставил этот факт под сомнение.
Но каким он будет и когда наступит – об этом учителя не говорили.
В учебниках как-то мельком упоминалась фраза Хрущева, что коммунизм наступит в 80-х. Но преподаватель научного коммунизма осторожно уточнял, что коммунизм – понятие растяжимое во времени и что Хрущев, скорее всего, говорил лишь о первых ростках коммунизма в социалистическом обществе.
– И вообще, мы до сих пор окружены державами капитализма, нашими злейшими противниками, и потому сроки наступления коммунизма, по-видимому, чуть сдвигаются, – объясняли преподаватели.
Короче говоря, неясность в этом вопросе чувствовалась, но сомнений в наших головах не было. Мы его достигнем!
