— Она перестала бывать у меня после свадьбы.
— Вы с этим примирились?
— А как бы вы отнеслись к человеку, в которого вкладывали душу, а потом оказалось, что ты ему не нужна?
Следователь отвел взгляд, он не хотел вспоминать дочь, но знал, что с тех пор, как она вышла замуж, отец — не советчик, не друг, а только воплощение долга. Недавно она забыла об их годовщине. Тридцать три года он прожил с ее матерью, день этот начинался цветами, дочь тоже приносила букетик. Он так надеялся, что она придет одна, без зятя, который презирал сантименты, а она даже не позвонила. Но он знал, что в любую минуту придет ей на помощь, забудет обо всех уколах равнодушия, если ей станет плохо… Эта женщина — не простила, значит, и не любила по-настоящему.
Он показал учительнице смятые записки без подписи. На каждой — одно-два предложения.
«Оставь меня в покое…»
«Все коллекционеры твои — подонки».
«Или в милицию, или в петлю. Больше не могу…»
Варин почерк. Она узнала его. Крупные, круглые буквы, аккуратно сплетенная вязь.
— Кому она писала?
Марина Владимировна еще раз посмотрела на записки. Странно, без обращения, подписи. А Варя так любила шутливо обыгрывать свое имя.
«Барбара идет на войну», «Вар-Вар-Вара», «Вар-Варварюха». Да и Олега она всегда награждала смешными прозвищами: «Маэстро», «Поросенок Оль», «Ваше величество Олесь I». Так писала ему в больницу, когда он повредил ногу…
— Это не самоубийство?
Ее вопрос остался без ответа, повис в воздухе.
— Как вы относитесь к коллекционерам, Марина Владимировна?
Вопрос был неожиданный.
— Я не коллекционер, хотя и люблю старинные вещи.
— Чем же вы отличаетесь от настоящих коллекционеров?
Несколько секунд она думала, а черные пушистые брови следователя прокуратуры сдвигались все теснее, отчего его лоб пересекла вертикальная морщина, похожая на шрам.
— Мне быстро надоедают вещи. Я не завистлива. Не скупа. Потом я больше люблю историю не вещей, а людей.
Максимов усмехнулся.
— А чуть подробнее?
— Понимаете, коллекционер — это вненациональный тип характера. Не очень меняющийся за века.
— Но всегда накопители?
— Частично, хотя для большинства это не главное. Коллекционерами становятся очень активные люди, которые социально не могут себя выразить, коллекции помогают им самоутвердиться. Я не буду говорить о спекулянтах и торгашах, которым лишь бы вложить, сохранить, преумножить капитал. Нет, настоящим коллекционерам необходимо действовать, иногда даже себе в ущерб. Покупать, менять, реставрировать — всегда в поисках чуда, раритета, которого нет ни у кого в мире. В своей области многие оказываются большими специалистами, чем рядовые искусствоведы. Кое-кто ищет в этом наживу. Что-то покупается в антикварном магазине дешево, а через год сдается в музей значительно дороже…
— Любой может купить в магазине хорошую дешевую вещь?
— Если понимает в искусстве — иногда, но чаще — нужен контакт с продавцами, среди них встречаются уникальные специалисты…
— Взятки?
— Форма бывает разная: дружба, билеты в театры, сувениры, книги…
— Откуда вы в этом так разбираетесь? — улыбнулся Максимов.
— Наблюдала, сопоставляла, догадывалась. Я ведь живу рядом с антикварным, вижу постоянных покупателей, различаю в лицо коллекционеров и перекупщиков.
— Стрепетов интересовался покупателями этого магазина?
— Да, в последний год.
— Кто из его одноклассников стал коллекционером?
— Разве это запрещено? Кто-то увлекался бисерными вышивками, другой — старинной мебелью.
— Что для них главное — любовь к искусству или накопление?
— Скорее — самоутверждение. Возьмите Лужину. В магазине она стала значимой. Она обожает называть фамильярно имена, фамилии известных деятелей искусства, театра. Делая им одолжения, поверила, что их отношения на равных. У Лисицына же страсть с детства к накопительству, как болезнь. У него был своеобразный комплекс неполноценности, он не мог понять, для чего живет, кому нужен, а капитал, видимо, для такого человека броня от сложности жизни…
— А что вы стремились воспитать в своих учениках? — неожиданно поинтересовался следователь прокуратуры. Тон был строг. Она вспомнила завуча Александра Александровича из своей юности. Он так же спросил ее, когда она стала вожатой в третьем классе.
