— Это бабушкино кольцо, я здесь ни единого кольца не приобрела, правда, Виталий Павлович?
Марина Владимировна пожала плечами и пошла по торговому залу, в который теперь заходила очень редко. У Сергея совершенно не оставалось времени и сил на реставрацию. Ее внимание привлекла большая вышитая бисером картина. Кабачок в Голландии. Возле двери сидит толстая веселая женщина. Вяжет. Перед ней девочка дразнит пушистого щенка, ставшего на задние лапы, чтобы получить кусочек сахара. И такое спокойствие, довольство на лицах, тишина…
— Нравится?! — Вика Лужина подошла бесшумно, ступая с пятки на носок. — А мне кажется — грубовата. Я больше уважаю галантные сценки…
Марина Владимировна промолчала.
— Вы не допускаете, что у меня может быть свой вкус, своя коллекция?!
— Тебе нравятся именно бисерные вышивки?
— Конечно, их труднее всего подделать.
В этот момент в магазин вошел высокий элегантный Лисицын в сопровождении двух пожилых, очень сильно накрашенных дам. Марина Владимировна даже не сразу его узнала. От Вари она слышала, что стал Лисицын парикмахером очень модным. Лисицын небрежно кивнул Виталию Павловичу, соскочившему со своего кресла, и прошел прямо в подсобку вместе с возбужденными дамами, и голоса их сразу смолкли.
Лужина бледнела и краснела, переминаясь с ноги на ногу, она мечтала быстрее выставить Марину Владимировну. И тут на ее счастье в зал вбежал какой-то мальчишка. Она понеслась к нему, выкрикивая:
— Вон! Чтоб духа твоего… Паршивец! Хулиган!
Тот мгновенно исчез, и Марина Владимировна решила, что он ей просто померещился…
Я зашла в антикварный вечером после разговора с Вероникой Станиславовной. Лужина плакала, сидя в кресле, а Виталий успокаивал ее. Свет горел тускло, и вид у него был точно у добродушного отца, утешающего нашалившую дочь…
— Сколько лет, сколько зим… — Он вскочил с кресла и бодренько шагнул мне навстречу. Когда Виталий Павлович начинал сыпать подобными поговорками, я знала, что он чувствует неловкость и мечтает провалиться сквозь землю. Или отправить туда собеседника.
— Что за приключение со столом Стрепетова? — спросила я без предисловия.
Он схватился за голову, потер свою лысину.
— Ума не приложу! Среди бела дня! Все цело — и замки и сигнализация, а стол исчез.
— А цена его какая?
Он замялся.
— Две тысячи пятьсот.
— Он не стоил таких денег…
— Конечно, состояние было неважное, но, понимаешь, все-таки наборный, крышка маркетри, много бронзы, да и век восемнадцатый, без подделки. Ну и хотелось сделать приятное Олегу Николаевичу…
Так. Пытались опутать благодарностью? Олег вряд ли знал истинные цены на эти вещи…
— Конечно, мы выплатим его матери деньги, но сколько позора?! — Голос Виталия звучал трагически.
Лужина поднялась.
— Разговоры между коллекционерами — это раз. Ходит милиция в любое время — это два…
Лужина достала большую сумку, побросала в нее книгу, бумаги.
— Я спешу…
И ее точно ветром унесло, даже холодок по магазину пронесся.
— Осуждаешь? — спросил он. — А ты представь… Жизнь уходит, сколько наших уже ту-ту…
В магазине пахло пылью, лежалыми вещами… Люди приходили в мир, уходили из него, а мебель их переживала, получая после реставрации второе, третье, пятое рождение…
— Слышала новость?! Вика замуж выходит, углядел ее какой-то профессор в Доме кино…
— Чего же рыдала?
— Крысы бегут с тонущего корабля…
Виталий во мне искал сочувствия?!
— Кто-нибудь из ваших любимых коллекционеров приценивался к столу Стрепетова? Поглядывал?
— Они не поглядывают, а хватают.
— Не у всех при себе бывают такие деньги.
— Простоял он всего день…
— Вы ни для кого не отложили этот стол?
Я в упор поглядела в его темные глазки, пытаясь поймать расплывающийся взгляд.
— Не в курсе… Лисицын поглядывал, он собирает вещи XVIII века, да и эти историки, фамилию забыл, ее зовут Марией Ивановной, кажется…
— А им зачем, они же увлекаются карельской березой?
— Может быть, как раритет?!
Не верилось, что он случайно сказал именно об этих коллекционерах. Виталий ничего случайно не делал. Лисицына он тоже назвал мельком, вскользь. Подчеркнуто небрежно. А он ведь ревновал к нему Лужину.
Мне стало любопытно, и я решила навестить Лисицына в его салоне на улице Горького.
