-- Какое отношение имеет советская жизнь к советским документам?! -вскричал я неучтиво. -- Лозунг "Вся власть Советам!" семнадцатого года был последним актом советской власти. Она скончалась тут же! Скоропостижно! Навсегда!
-- Ну-ну, дорогой коллега! Не горячитесь! В научном исследовании...
-- Вот-вот! Он же ученый, а не бухгалтер. Сальдо-бульдо по бумажкам. А там хоть трава не расти.
-- Не горячитесь, умоляю вас. Я вижу, над вами надо поработать... Ну, если хотите, задайте свой вопрос. Но дипломатично...
Мой вопрос, наверное, дипломатичным не был. Толстяк-председатель взял свою сигару, лежавшую на пепельнице, пыхнул раз-другой. Затем привстал.
Я говорил с места. Мой вопрос был явно распространенным, на меня смотрели со всех сторон с укоризной, порой с усмешкой. А Мария Ивановна -- с состраданием.
Когда объявили перерыв, Том настиг меня на лестнице и подвел итог дня на обычном для него языке корабельного устава, который, как известно, сам задает вопрос и тут же сам на него отвечает:
-- Какой удар в биллиарде вызывает наибольший энтузиазм? Королевский! Шар за борт, сукно в клочья, кием в глаз партнеру... Но не переживайте. Я объяснил им, что вы крези рашен, с сумасшедчинкой, значит. С крези рашен что возьмешь!
То ли от того, что я стал теперь "крези рашен", то ли еще по какой-то причине, но теперь Том Бурда разговаривал со мной, как с человеком "не в себе", "тронутым", медленно, улыбчиво, не отрывая глаз от моего лица. Улыбался он столь приязненно и даже сладко, будто я был дорогим родственником, которого не дай Бог обидеть неосторожным словом. И впрямь Сахар Медович, а не герой Вьетнама, отставной американский н е в и. Пожалуй, это единственное, что меня в нем настораживало.
Я сумел побывать только на трех докладах: расписание занятий у меня плотное, не погуляешь. Если б мне эти доклады пересказали, не поверил бы: их вполне можно было услышать в МГУ сталинского времени, у флаг-философа Гагарина. Какие же они розовые? Просто красно-кирпичного цвета...
В конце недели меня разбудил звонок Тома Бурда.
-- Григорий, надеюсь вы больше не дальтоник?.. Не говорите так никому, а то они лишат вас автомобильных прав. -- Он захохотал... -- Просоветская мафия?.. Ну, это вы слишком! У них, конечно, жестче, чем у нас, филологов, но тем не менее чего мы не наслушались в эти дни... Американский плюрализм!
-- Плюрализм, переходящий в аморализм, -- вырвалось у меня сердито. -Разглядеть демократию в тридцатых?!.
Том ответил не сразу, наконец произнес задумчиво:
-- Знаете, в вашем экспромте что-то есть... Что? Не бывает ли плюрализма от полнейшего равнодушия к теме ? Сколько угодно!.. Как это у вас говорят: "Мели Меля, твоя неделя... " Ну, Емеля, все равно! Нет-нет, в вашем экспромте ... Вижу, вы больше не дальтоник, не так ли? -- Не дав мне ответить, сообщил, что с сегодняшнего дня я могу себя считать настоящим островитянином...
Оказалось, на меня поступил донос. Я-де как славист не отвечаю островным требованиям, мой английский недостаточен, и, кроме того, я позволяю себе в кругу студентов отзываться о докладах на конференции крайне неакадемично.
"Быть тебе лампой, висеть и гореть!" -- вспомнилось мне недавнее предупреждение. Признаться, я расстроился. Даже не приписали девочек, как Володичке...
-- Так и думал, не приживусь у вас, -- ответил Тому со вздохом. -Может быть, похерим контракт и я покину ваш райский сад?
-- Примите душ! -- ответил Бурда со свойственной ему деловитостью. -Григорий, вам всю жизнь советский партаппарат что показывал? Кузькину мать, согласно вашему признанию... Выжили? И ужаснулись чему-то на нашем курортном острове? Не верю... Раскройте американские газеты. Каждый день на американского Президента печатается в газетах и журналах по десятку доносов: то не скажи, туда не вступи, с тем-то не водись. И вообще он старый осел и блядун... Как расписывают, шельмы! Как романисты... Почему вы должны остаться в стороне?.. Спуститесь в ресторан, выпейте чашечку вашего любимого капучино. Я заеду через час четырнадцать минут. Отправимся на футбол.
