За крутыми дугами арочным проемом, в конце помещения, тянулись служебные комнаты с табличками на дверях. Однажды луч фонаря ударил прямо в лицо Джульетте, отразившись в зеркале умывальной комнаты с санузлом.
Освещая темную глубину, она обнаружила санитарное помещение. И склады: сначала продовольственный, а затем хозяйственный.
Трубы света-доносчики глаз. Рыскающий луч знал свои шансы. И когда упирался в непроглядный мрак, как в плотную обивку гроба, Джульетта включала воображение. Влажным потеком блестело пятно в углу, как бесценный самородок, сокрытый в глубинах заброшенного рудника. И слышалась звонкая, характерная для мокрых пещер, капель. Водомерное устройство, на емкостях баков, показывающее уровень жидкости, напоминало глубинный батискаф, исследующий Марианскую впадину. А в изгибающейся продолговатости жестяных коробок воздуховодов чудились глубоководные акулы. Чьи выпускные отверстия напоминали растопыренные жабры морских убийц.
Следовало признаться, что ее затягивала эта рискованная игра.
Когда она вернулась к мужчинам, на таганках уже стояли, разнося свои ароматы, каша гречневая с говядиной, мясо с фасолью и рагу из овощей. Саймон протянул Джульетте тарелку с ложкой и пачку галет. Девушка положила себе из каждого блюда и усевшись на пододвинутую скамейку, принялась за еду.
Агенты времени продолжили разговор, прерванный из-за прихода профессорской дочки.
— Похоже, спецагенты разыскивают вас двоих. А я-вне поиска, — голос Саймона был тихим и деловым. — Кому как не мне помочь в этом деле?
— Не согласен, — возразил Дэвид, намазывая на хлебцы одноразовым ножом печеночный паштет. — От меня в подземелье толку мало. А ты тут, как у себя дома.
— Ничего удивительного, — запивая обед водой из пластикового стаканчика, ответил Саймон:-Здесь ты и вправду бесполезен. На Марсе, если ты не знал, все постоянные базы устроены по такому же принципу самообеспечения. Только, боюсь, там далеко не так роскошно.
— От жесткого излучения по норам ныкаетесь, — довольно зло заметил Дэвид, протягивая бутерброд Джульетте.
Саймон метнул в Дэвида такой взгляд, что землянину следовало бы поостеречься.
Воцарилось зловещее молчание, которое прервала девушка, захрустев галетами.
— Так как поступим? Я ведь могу и не ходить, — пригрозил марсианин.
— И не надо, — чуть ближе пододвинувшись к Саймону, произнес Дэвид:-Дай взаймы свой уроборос. И мы с Джульеттой сходим за моим браслетом, за милую душу, — предложил он.
Саймон усмехнулся, стряхнул на пол несколько водяных капель. И смяв пластиковый стаканчик, ответил в рифму:
— Уроборос, топор и жену, я не одалживаю никому.
— Не суетись. Подумай, — как бы предостерегая о чем-то, что знали только они, напомнил Дэвид и отложил нож.
— И думать нечего. Я пойду, — Саймон встал и перешагнув через лавку, вновь отправился в темноту. — Стоило, конечно, меня об этом попросить. Но, на ваше счастье, я вызвался сам.
Каждое сказанное ими слово сопровождалось такой великолепной акустикой, какой мог бы позавидовать и концертный зал.
— Если я пообещаю, что буду рвать задницу на части ради твоего уробороса, ты передумаешь?! — крикнул ему в след Дэвид.
— Не гадай. А лучше заткнись. Ведь мы уже определились, — одернул его марсианин.
И бывший воздушный маршал философски рассудил, по большей части пытаясь произвести впечатление на Джульетту:
— Сила всегда рядом с насилием.
Девушка опустила лицо к тарелке, впервые подумав, что Дэвид достаточно пронырлив. И это не всегда хорошо.
Укомплектованность и соблюдение порядка в бомбоубежище была нашим беглецам только на пользу. По возвращении, Саймон разложил на лавке два общевойсковых комбинезона химической защиты.
— Комбез скроет острохарактерные черты девушки, — четко, по деловому, объяснил свою задумку Саймон. — И я поменяю основные приметы одежды, если кто-то меня вдруг тоже запомнил.
Дэвид потер переносицу и был вынужден согласиться. Но не удержался и позволил себе съязвить насчет их странного внешнего вида:
— Захватите и маски от противогазов. Тогда вас ни один спецагент в лицо не узнает.
Уходили той же дорогой. Эхо шагов разносилось в обе стороны. Длинные лучи трех фонарей в окружающей темноте были яркими, до режущей глаза белизны.
