Где-то вдалеке раздалось ржание, громыхнули колеса, и вновь все стихло.
– Мне стало жаль этого потерянного времени. Я понимала, что, возможно, осталось мне не так и много. Но то, что осталось, оно было мое. Я больше не хотела тратить его, притворяться кем-то, кем не являюсь. Великосветские игры, балы… маски. Нет, – Анна покачала головой. – К тому же Никанор рано или поздно, но пришел бы к мысли о разводе. А если так, то лучше быть первой.
– Почему?
Анна пожала плечами:
– Я могла диктовать условия. И да, у нас получилось расстаться и в то же время остаться в дружеских отношениях. Я знаю, что, если мне нужна будет помощь, Никанор ее окажет. И он знает, что если ему понадобится… правда, я представить не могу, что именно, но если в моих силах… он единственный, пожалуй, кого я могу назвать в полной мере родным человеком.
Улица вливалась в другую, которая была освещена куда как ярче. Широкая мостовая. Берега тротуаров.
Далекие огоньки, которые разбавляли ночь. Еще более далекие дома.
– Это ненормально, наверное. Я его не люблю больше. То есть не люблю, как должно любить мужа. Или просто мужчину, но вот… родич? Пожалуй. И просто друг. Женщины странные, да?
И почему Глеб улыбается?
Разве Анна сказала что-то смешное? Ее тянет улыбнуться в ответ. И Анна улыбается. И… смотрит. Ей сложно смотреть в глаза людям, но здесь и сейчас можно.
Ночь укроет. Все знают, что ночью позволено больше, чем днем.
– Странные, – согласился Глеб. – Но разве это плохо?
– Понятия не имею.
Когда он стоит вот так, слишком близко, Анне становится неловко. И она прячет эту неловкость, отводя взгляд, вот только…
Ночью и вправду позволено больше, чем днем.
И ей бы возмутиться. Разве давала она повод целовать себя? И… и уж тем более она не должна была отвечать на этот поцелуй, давая надежду на нечто большее, когда у них не может быть большего.
Но…
Луна. И звезды. И зыбкое ночное почти что счастье, которое утром растает без следа. Однако до утра далеко, а значит… значит, Анна может позволить себе хоть ненадолго снова стать женщиной.
Женщины… они определенно странные.
Да.
Цветы Глеб обратил в тлен. Просто так.
Просто тьме не нравилось, когда кто-то пытался отнять у нее добычу.
Нет, не в этом дело. Анна не добыча. Она… слабость? Минутная, не более того, потому что иных слабостей Глеб не может позволить себе. Просто ему не понравился этот букет. Может ведь такое случиться?
Глеб отряхнул ладони.
– Глеб? – Елена вышла из темноты, с которой почти сроднилась. Черное платье делало ее старше, черная шаль лежала на плечах, словно крылья. Черная шляпка укрывала волосы.
Лишь лицо было бледным. Белым.
– Могу я с тобой поговорить? – она по-прежнему избегала смотреть в глаза. А еще то чувство легкости, которое появилось после ночной прогулки, исчезло.
– Сейчас?
– Лучше сейчас. Боюсь, потом будет поздно. – Елена поправила шаль. – И не в доме. Твой друг на редкость бесцеремонен.
– Он тебя обидел?
– Спросил, как умер мой муж. И сказал, что мне еще повезло. В чем везение? – злость ее прорвалась, заставив тьму замереть. – В том, что я теперь обречена жить… кем? Вечной вдовой? Проклятой?
– Почему проклятой?
– А думаешь, в свете не свяжут безумие нашего отца и мое вдовство? Буду весьма удивлена… Ты с ней гулял?
– С кем?
– С этой женщиной…
– Ее зовут Анна.
– Я знаю, как ее зовут. – Ледяная рука коснулась его лица. – Глеб, я понимаю, что ты взрослый мужчина, у тебя есть определенные потребности, но заводить роман с этой…
– Когда вы успели поссориться?
– Помилуй, мы не ссорились.
Она была невысокой, но больше не казалась хрупкой, да и жалости не вызывала. Тьма смеялась. Обманулся, Глебушка? Обмануть тебя легко. Ты и сам рад.
– В конце концов, кто она такая?
– Кто?
– Это ты мне скажи. Надеюсь, ты поймешь, насколько нелепо это твое увлечение… я бы поняла, если бы ты планировал создать семью…
Пауза. И ожидание.
И кажется, ее вполне удовлетворило молчание, которое Елена сочла ответом.
– Но даже если просто роман… Глеб, неужели ты не мог найти кого поприличней? Помоложе? Да она же… старая!
– Не старше меня.
– И что?
– Ничего. Ты об этом поговорить хотела?
