– А ты разве не знаешь?
– Нет, – говорю, – но часто слышу, что до аспирантуры нужно дорасти.
– Значит, ты ещё не дорос, если не можешь одновременно играть в шахматы и обсуждать текущие дела, тебе мат! – Игра не сложилась.
Как оказалось, он уже три года готовится в аспирантуру харьковского университета. Регулярно ездит на консультации к известному академику, сдал два кандидатских экзамена, по философии и немецкому языку. А почему не сказал мне? Как-то не пришлось. Да и скромность, видно, не позволяла. Не помню, чтобы я сразу бросился в библиотеку. Просто помог случай.
– Гуглин, что вы забыли вчера на рабочем месте? – Это встречает меня наш спецушник. Он же отставной полковник каких-то спецвойск.
– Вчерашний день, – отвечаю я.
– Я не шучу, я спрашиваю у вас серьёзно! – говорит он.
– И я не шучу, – видя его кислое лицо, отвечаю я, – хорошее настроение.
– Я могу вам испортить ваше хорошее настроение. Вы оставили на столе свою секретную тетрадь! Делаю вам последнее серьёзное предупреждение.
Этих «серьёзных предупреждений» у меня уже был полный карман, а я всё никак не мог привыкнуть к стилю работы с секретными документами.
Нужно же было такому случиться. В этом институте был один остепенившийся человек – кандидат технических наук! Он же заместитель директора. И ему очень хотелось стать доктором тех же наук. Для реализации этой своей мечты он готов был продать маму, папу, жену, тёщу, детей. Но почему-то не находилось покупателя. Видно, никому они не были нужны. Тогда он решил продать институт… Министерству среднего, то есть военного, машиностроения. А сделать это оказалось очень просто. К тому же помог случай, вернее, случайное знакомство с одной москвичкой на берегу Чёрного моря.
Что там было, я не знаю, но вернулся он окрылённый и радостный. А потом началось… Споры, комиссии, собрания. Министерство чёрной металлургии против, большинство работников – против, а он один – за.
– Мы затратили массу средств. У вас богатый задел, и всё это коту под хвост. – Это довод министерских работников.
– А вы уже три года нам премию не платили, – отвечает наш кандидат в высокое начальство. Остальную ругань, которую пришлось мне выслушать, лучше опустить.
Короче говоря, оказался я на выделенном из огромного здания сов. секретном этаже. В почтовом ящике. Как говорили тогда «Сыграл в ящик». И надо же такому случиться. Из всей лаборатории выбрали почему-то меня одного. Повысили, правда, на две ступеньки, но без личного согласия провели по приказу. Как ни пытался я доказать, что я им никак не подхожу – ни в какую. Как будто оборона страны только от меня и зависит. Вот тогда и промелькнула слабая мысль как-то податься в сторону. Куда угодно. Даже в аспирантуру.
Я бы реализовал это, не откладывая, но почему-то увлёкся предложенной темой и окунулся «по самые уши». Поскольку срок подписки о неразглашении уже давно прошёл, можно рассказать, чем я тогда занимался. Я тогда разрабатывал инфракрасный локатор. Это такой молчаливый «бугорок», который должен устанавливаться вблизи очень важного объекта и днём и ночью следить за тем, чтобы к этому самому объекту не приблизился теплокровный (излучающий инфракрасные лучи) нарушитель. При необходимости к этому аппарату подключался бы пулемёт, который и завершал подготовку вкусного обеда из зайчиков или лося для солдатиков охраны.
Несколько месяцев я занимался этой разработкой на бумаге. И вот, когда уже всё, практически всё, было готово, осталось, как говорили у нас, отдать в экспериментальные мастерские и сделать в железе, надо мной поставили нового начальника. Следует сказать, что до сих пор надо мной никого не было. Я был, как киплинговский кот, сам по себе. А тут новый начальник. И не очень, как бы это сказать, чтобы не обидеть, в общем, не самого плохого человека… Вот, кажется, нашёл! Не очень компетентный. А ещё он был очень любознательный. Мне пришлось убить массу времени, чтобы объяснить ему каждую формулу, каждое техническое решение. А память у него была отменная. Правда, с совестью было хуже. Я это узнал совершенно случайно. Когда увидел мой новый отчёт, но уже «как бы, не мой». Так как среди исполнителей меня просто не было. В дальнейшем мне не раз приходилось «работать на дядю», но столь откровенно – никогда.
