-- Жизнь-то отмякла, да люди не успели отмякнуть, -- сказал Рыбковский.
-- Не знаю! -- сказал Беккер с сомнением. -- Но если это правда, -- он вынул из корчаги руку, покрытую мыльной пеной, и трагическим жестом указал на стол, -- так это чёрт знает на что похоже, -- докончил он.
-- Я не удивляюсь, что эти... -- мыльная рука сделала поворот в воздухе и уставилась на лицо Ратиновича, стоявшего напротив. -- Я не удивляюсь, что эти так пялят глаза на Европу. Там, по крайней мере, жизнь, чёрт возьми!
Ратинович коротко засмеялся.
-- Не отвертитесь! -- сказал он с сознанием спокойного торжества. -- Чумазый слопает всю славянскую подоплёку.
-- Что вы так торжествуете? -- сказал Рыбковский, опять обозлившись. -- Ну пусть слопает или уж слопал. Зачем же так громко потрясать кимвалы? Разве чумазый -- такая привлекательная фигура?
-- За чумазым идёт другая сила, которой вы не видите или не хотите видеть, -- сказал Ратинович.
-- Никакой нет силы, -- возразил Рыбковский. -- Два с половиной человека... Одна ласточка не делает весны.
-- Есть, есть сила! -- кричал Ратинович. -- Вы не знаете, у меня есть факты. Жизнь меняется. Современная Россия не похожа на вашу. Вы проморгали целую новую полосу!..
Дети успели покончить с ягодами. Под влиянием Марьи Николаевны маленькая девочка согласилась поделиться с другими. Теперь берестяное лукошко обратилось в повозочку, в которой мальчуган возил деревянный чурбанчик, изображавший собаку, с четырьмя бугорками вместо ног и цилиндрически вальковатой головой. Девочка опять подбежала к Рыбковскому.
-- Дядька, -- сказала она, -- посади на шейку! Хочу на шейку!
Рыбковский нагнулся и, подхватив девочку, посадил её к себе на плечи.
-- Ходи, ходи! -- кричала девочка.
Рыбковский стал бегать по комнате, топаньем ног подражая коню. Девочка визжала от восторга, но вместе с тем, опасаясь упасть, цепко хваталась за уши и волосы "дядьки". Младенец успел уже перейти на руки Кранца. Так как в комнате было тепло, то его оставили в одной рубашонке. Марья Николаевна ушла на поиски вещей, необходимых для обновления его туалета. Кранц ходил по комнате с ребёнком на руках и напевал точно так же как недавно Шихов: "Бэум, бэум, бэум, бэм!"
Девочка с куклой ходила сзади него, напевая тоненьким голоском: "Кранц, плешивый до ушей, хоть подушечки пришей!"
-- Отстань, Люба! -- отмахнулся Кранц. -- Посмотрите-ка сюда, Наум Григорьевич!
Шихов неохотно оторвался от журнала.
-- Что? -- спросил он рассеянным тоном.
-- Посмотрите-ка, что это у ребёнка во рту? Видите, белый налёт!
У Кранца была страсть отыскивать самые невероятные болезни у кого попало. В диагностике их он отличался большим красноречием и в изобилии рассыпал направо и налево латинские термины и имена болезней. Он был фармацевт и в совершенстве помнил номенклатуру фармакопеи, вытвердив её ещё во время выучки. Терапию же он изучил потом на досуге. Его красноречивая уверенность в определении мнимых болезней была чрезвычайно заразительна и передавалась пациенту и его друзьям с первых же слов "доктора". И на этот раз Шихов тотчас же стал внимательнее присматриваться к ребёнку.
-- У него желудок засорён, -- громко сказал Кранц, -- наверное, у него запор. Вот посмотрите, с утра пелёнки чисты.
Но ребёнок, по-видимому, не доверял диагностике врача и вознамерился наглядно доказать её несостоятельность. Он сделал то же, что Фемистоклюс на руках у Чичикова и с равным успехом. Вслед за этим он залился оглушительным плачем, очевидно, считая, что ему кто-то нанёс нестерпимую обиду.
-- Ах, чёрт! Возьмите этого пострелёнка, -- кричал в отчаянии Кранц, -- что я теперь буду делать?
Марья Николаевна явилась с ворохом белья и снова приняла ребёнка на своё попечение, но он не унимался.
Он кричал, как будто его режут, захлёбываясь и закатываясь на такие долгие промежутки, что слушателям каждый раз начинало казаться, что он совсем задохнулся.
-- Где это Сара? -- сказал нетерпеливо Шихов. -- Чего она там копается?..
Высокая худая женщина отворила дверь в комнату. Перед тем как войти, она нагнулась к земле и подняла обеими руками широкий низкий подойник, наполненный молоком. Она не могла удержать его в одной руке и, чтобы отворить дверь, должна была предварительно поставить его на пол. Теперь она несла его перед собой, вытянув руки и тихо колебля локти на каждом шагу, наподобие рессор экипажа, поддерживающих кузов.
