Немногим довелось видеть эти странные творения. Мы подсчитали, что с 1843 года, когда здесь побывал русский геолог А. А. Кейзерлинг, к столбам поднималось только шесть групп. Наша съемочная группа - седьмая.
Мы медленно шли рядом с лошадьми к своему лагерю. Я поминутно оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на столбы, проводник тоже. Только Саша шел, наклонив голову, как я называл, с «тенденцией в землю». Меня всегда раздражало его равнодушие ко всему, кроме футбола. Может быть, ему было тоже немного грустно, но его вид совершенно не выражал этого.
Мы уходили от столбов все дальше и дальше, они уже стали скрываться за склоном горы. Я не вытерпел и крикнул Саше:
- Сашка, взгляни последний раз! Ты же никогда больше не попадешь сюда. Это бывает только раз в жизни.
Саша обернулся, бросил безразличный взгляд через очки в сторону камней и продолжал шествовать со своей «тенденцией».
Мы вернулись в лагерь и стали собирать вещи. Проводник и Саша убирали палатку, сворачивали спальные мешки, крепили на лошадях вьючные седла. Я занимался упаковкой снятого материала. Нужно было всю пленку уложить в коробки, завернуть в водонепроницаемые клеенки.
После трех дней, прожитых на склоне горы, жалко было покидать гостеприимное место с родничком. Каждое утро мы уходили отсюда, оставляя почти половину своих вещей, а вечером усталые возвращались, как в родной дом. Здесь было тихо, безветренно. Каменистый склон густо покрыт мхом, спать мягко. Рядом журчал вытекающий прямо из горы маленький ручеек со студеной и чистой водой.
Сборы закончены, и мы не спеша отправляемся в обратный путь. Пошли по тому же склону Мань-Пупы-Нёра, по тем же каменным россыпям. В тех местах, где обильно росла черника, останавливались. Сейчас, когда наши продовольственные запасы подошли к концу, мы не имели права пренебрегать этими ягодами. Проводник, до этого не обращавший на них внимания, теперь охотно ползал по земле, да еще приговаривал:
- Медведь жирной, когда много кушай это.
Даже наша лайка с удовольствием срывала с кустиков черные ягоды.
Спускаемся ниже, входим в тайгу. Через несколько километров выходим на берег Печоры. Печора в верховьях - горная река. Здесь в изобилии водится хариус. Из Ледовитого океана в верховья реки идет нереститься семга. За горой Койп, что виднеется вдали, в Печору впадает бурный ее приток - речка Порожная. В прозрачных и холодных струях Порожной нерестится семга. Дней через десять, в середине сентября, начнется нерест. Интересно было бы заснять это на кинопленку. Но мы не имеем возможности спуститься по Печоре до горы Койп: у нас нет времени.
И вот опять подъем по тайге к основному хребту Урала- Поясовому Камню. Тайга кончается, начинаются карликовые березы и каменные россыпи. Проходим нашу недавнюю стоянку у истока Печоры. Выпив по кружке чистой родниковой воды, прощаемся с этим ручейком и следуем дальше.
День клонится к вечеру. Солнце уже низко опустилось над горой Мань-Пупы-Нёр. Проводник посмотрел на запад и сказал, обращаясь ко мне:
- Сегодня харюзный яма не пойдем: далеко, нога устал.
- Где будем спать?
- Егра-Ляга хорошо: вода есть, лошадь сено кушай есть.
Проходя среди молодого березняка, наскочили на богатое грибное место. Несколько десятков молоденьких подосиновиков группками росли среди черничника. Я быстро наполнил оба кармана своих альпинистских брюк, собирать больше некуда. Проводник, наблюдая за моим занятием, усмехнулся:
- Манси это не кушай. Это кушай только русски.
- Подожди, Петр Ефимович. Придем Егра-Ляга, я тебя угощу.
- Моя тоже не кушай. Моя кушай глухарь, таймень.
- И я тоже не люблю грибов: глухарь лучше,- вставил всегда неразговорчивый Саша.
- У тебя губа не дура, Сашок,-сорвалось у меня.
Они с проводником пошли дальше. Что же делать с грибами?
Я снял ковбойку, перевязал ее в рукавах и на вороте и стал собирать грибы, как в мешок. Ковбойка быстро наполнилась. Взвалив ее на плечо, пошел за своими.
На облюбованном берегу Егры-Ляги мы устроили лагерь. Пока варился глухарь, убитый Петром Ефимовичем, я занимался грибами. Проводник с недоверием смотрел на мою работу. Мелко нарезанные подосиновики были промыты, уложены в кастрюлю и посолены. Старик и Саша ждали, нетерпеливо поглядывая на большую горку глухариного мяса.
