Он сказал эти слова без всякой горечи, без всякого сожаления о себе. По-видимому, он даже не чувствовал стыда, признаваясь в этом. Билл удивлялся. Он никак не мог понять этого. Он постарался представить себе себя самого, делающего такое признание. Что чувствовал бы он при этом? Стыд, невообразимый стыд, хуже этого он не мог себе ничего даже представить, и его доброе лицо покраснело от стыда за брата, который таким образом попирал до некоторой степени его лучшие чувства. Чарли заметил это и с нежностью поглядел на него.
— Не надо, Билл, я не стою твоих сожалений, — сказал он с горечью. — Я знаю, что ты думаешь. Ты не можешь думать иначе. Ты родился сильным, крепким духом и телом. Я же родился слабым, ничтожным. Я вовсе не говорю так, чтобы оправдать себя. Я просто констатирую факт. Посмотри на меня рядом с собой. Мы оба дети одних и тех же родителей. Но во мне есть что-то женственное. Ведь у меня даже нет растительности на лице! Моя мать приходила в восторг, глядя на мои нежные черты лица, на мои тонкие руки с длинными пальцами, и ей нравились моя мягкость и нежность, какие встречаются только у женщины. Она поощряла меня в этом отношении и бессознательно убивала во мне последние следы мужской натуры. Но эта натура все-таки рвалась наружу и когда, наконец, вырвалась, то у меня уже не оставалось никакой нравственной силы, чтобы сдержать ее порывы. Я сделался безвольной игрушкой собственных страстей. Я не мог никогда противостоять соблазнам…
Билл молчал. Привязанность к брату и жалость владели всеми его чувствами. Брат говорил правду, у него не было нравственной силы бороться с собой. Пьянство, со всеми сопровождающими его пороками, сгубило его, и Билл теперь ясно сознавал после пятилетнего отсутствия, что на возрождение Чарли в этой обстановке надеяться не приходилось. Если даже любовь к женщине не смогла спасти его, то что же может его спасти? Ему хотелось сказать что-нибудь такое, что заставило бы Чарли убедиться в неизменной привязанности брата к нему. Но он не нашел подходящих слов и только просто спросил, кто такая эта женщина, о которой он говорил.
— Кэт Сетон, — отвечал Чарли.
Выражение лица Билля сразу изменилось, и он воскликнул:
— Это сестра Элен Сетон?
— Да, но разве ты знаешь Элен?
— Я видел ее по дороге. Удивительно хорошенькая девушка! — вскричал Билл с восторгом. — Серые глаза, светлые волосы. Она была одета так, как будто прогуливалась по Бродвею в Нью-Йорке. Файльс говорил мне о ней.
— Файльс? — лицо Чарли сразу омрачилось, и в глазах появилось суровое выражение. Он встал со стула и прошелся по веранде.
— Что он говорил тебе? — спросил он брата.
— Ничего особенного. Сказал мне, что у нее есть сестра, которую зовут Кэт; что они, в некотором роде, фермерши и живут здесь уже пять лет.
— Ну, ладно. Видишь ли, я не хочу, чтобы он вертелся около Кэт. А теперь пойдем ужинать. Я забыл, что ты должен быть голоден, — сказал Чарли, выражение лица которого смягчилось.
Кэт Сетон не выходила из дома в это утро. Хлопоты по хозяйству задержали ее. Надо было произвести кое-какие исправления и так как она не могла положиться на своих двух наемных работников, то ей нужно было самой присматривать за ними, чтобы они исполнили все, как следует. После обеда Элен ушла из дома, а Кэт уселась к маленькому письменному столу и занялась счетными книгами.
Комната, в которой она находилась, служила им и гостиной и столовой. Она была небольшая, но комфортабельная и уютная. Стены украшали многочисленные вставленные в рамки акварели — работы Элен. Посередине стоял обеденный стол, а в углу рядом с буфетом находился маленький четырехугольный железный очаг, на котором стоял жестяной котелок с тихо кипевшей водой. Сестры очень любили эту комнату, в которой проводили большую часть времени, и старались украсить ее, как могли, не тратя на это больших средств. Надо признать, что результаты их усилий не пропали даром.
Кэт была поглощена сведением счетов, что она всегда старалась сделать в отсутствие сестры, обычно мешавшей ей сосредоточиться на цифрах, как вдруг дверь распахнулась, и Элен, с блестящими от возбуждения глазами, как вихрь ворвалась в комнату. Кэт поторопилась закрыть ящик, куда она прятала свои бумаги. Элен погрозила ей пальцем.
