— Вы так считаете? — спросила Элен, чувствуя, что тревога ее усиливается, и думая о Чарли и Кэт. Ведь если Файльс наложит руку на Чарли, то это разорвет сердце Кэт.
— Я не думаю, а уверен в этом, — отвечал на ее вопрос О’Брайн. — Слушайте, мисс Элен, — прибавил он серьезно, — вы и ваша сестра, две самые достойные уважения женщины в этом городке, и среди нас не найдется, пожалуй, ни одного, кто не пожелал бы выглядеть чистым и приличным в вашем присутствии. Ну хорошо, мисс Кэт принимает горячее участие в этом молодом пьянице Чарли Брайанте. Так скажите ей, чтобы она зорко следила за своими двумя работниками. Они бывают с ним постоянно и не задумаются донести на него, если это им станет выгодно. Передайте ей, что я предупредил вас в виду того, что Файльс переносит сюда свою деятельность. А я вовсе не желал бы видеть Чарли в грязном арестантском одеянии. Он мне нужен здесь и мне нужен виски, который он доставляет мне…
О’Брайн вдруг повернулся и отошел прочь от Элен. Он был недоволен собой, потому что невольно нарушил неписаные законы в Скалистых Ручьях, где было принято никогда не говорить о прошлом какого-нибудь человека, или обсуждать его теперешние действия, или даже дать понять, что знаешь о них. Такое отношение друг к другу составляло незыблемое правило, и никто из «граждан» Скалистых Ручьев не решался переступить его. Но в порочном сердце О’Брайна, как и у всего мужского населения поселка, существовало слабое место, заставлявшее его с особенным чувством относиться к двум девушкам, представляющим такой светлый контраст с окружающей их обстановкой и обладающих такой истинно женственной добротой, которая заставляла их с интересом и сочувствием относиться к жителям поселка. О’Брайн поспешно удалился в свой трактир. Он как будто боялся последствий того, что дал волю своим чувствам в разговоре с Элен и на многое раскрыл ей глаза.
Элен действительно была взволнована его словами. Она тоже поспешила уйти, но все-таки не могла не обменяться приветствиями с окружающими людьми, радостно встретившими ее появление. Однако она рассеянно отвечала им. В ее душе поселилась тревога. Предостережение О’Брайна имело в ее глазах большое значение. О’Брайн, конечно, был не лучше других граждан Скалистых Ручьев, но она считала его самым умным и проницательным из них. Он не бросал слов на ветер. Как же ей поступить теперь? Сказать обо всем Кэт? Но она чувствовала, что это будет бесполезно. Кэт — добрейшее и благороднейшее существо в мире. На ее дружбу можно положиться. Но она обладала большой решительностью. На все смотрела собственными глазами и, конечно, пойдет собственным путем, не взирая ни на что.
Ведь сколько раз она предостерегала Кэт. И все это было бесполезно. Кэт была для нее чем-то вроде загадки, ходячим противоречием. В самом деле, несмотря на всю свою кротость и, казалось, мягкий нрав, она была тверда, как железо, в своих решениях.
Элен вздохнула. Все равно она ничего не могла сделать теперь. Надо посмотреть, как сложатся обстоятельства, и тогда уже действовать. Она постаралась отогнать от себя тревожные мысли и, благодаря своей жизнерадостности, ей это удалось, когда она подошла к дому миссис Дэй.
Эта дама являлась центром общественной жизни в Скалистых Ручьях, вокруг которой все вращалось и ослушаться которую было рискованно. Элен знала, что это навлекло бы на нее неудовольствие всей женской половины местного общества. Разумеется, Элен не желала подвергаться их нерасположению. Довольно того уже, что ей приходится жить среди всех этих людей! Ах, как ей хотелось бы стать свободной, проводить иначе свои молодые годы, веселиться, участвовать в пикниках, танцевать и просто существовать в той среде, где она выросла. Она зачастую тосковала по обществу культурных людей — мужчин. Она признавалась, что ей нужно все то, что украшает жизнь молодых девушек, нужны театры, танцы, катанье на коньках, хоккей и… ну да, разумеется, и флирт. И вместо того, что она имела здесь? И чем она стала сама? Она была декоративным цветком, посаженным на грядку жизни и превратившимся вследствие какой-то ужасной ботанической метаморфозы в… тыкву!
