— Ну, каковы же ваши новости, Чарли? — спросила Элен. — Я уверена, что они хорошие, иначе вы бы не пришли сюда.
— Хорошие? О, да! — воскликнул он. — Разумеется, я бы не пришел к вам с дурными вестями. Впрочем, может быть, это вас не особенно заинтересует. Видите, дело касается моего брата. Мой огромный брат Билл едет сюда, чтобы… присоединиться ко мне. Он хочет заняться сельским хозяйством и намерен вложить свои деньги в мое ранчо. Он полагает, что мы можем вместе вести дело. Он говорит, что я приобрел опыт (Чарли слегка усмехнулся), а он приобрел доллары, и мы вдвоем достигнем большего успеха. Он забавный и наивный, Билл. У него столько же, пожалуй, здравого смысла, как у двухгодовалого бычка, и столько же силы. Он не видит разницы между грешником и святым — все для него одинаковы. Он любит каждого, но тому, кто заденет его, — несдобровать. Во всяком случае, он самый добрый и самый искренний человек в этом мире.
Кэт улыбалась, слушая Брайанта, но ничего не говорила. Как обыкновенно, Элен и теперь завладела разговором, Кэт только слушала.
— Чарли! — вскричала Элен со свойственной ей пылкостью. — Вы должны непременно познакомить его со мной. Он большой и… и мужественный. А наружность у него какова? Впрочем, если он ваш брат, то должен быть красив. Мне до смерти хочется увидеть его, — поспешно прибавила она.
Чарли покачал головой, тихо улыбаясь.
— Ну, конечно, вы увидите и услышите его. Он заполнит собой весь поселок, — сказал он. Вдруг его черные глаза стали серьезными, и по лицу пробежала какая-то тень. — Я рад, что он приезжает сюда. Может быть, он… он сможет удержать меня… — прошептал он.
Кэт перестала улыбаться и с жаром воскликнула:
— Не надо так говорить, Чарли! Знаете ли, что означают ваши слова? О, это слишком ужасно, и я не хочу этого допустить! Не надо вам ничьей поддержки. Вы сами можете бороться и можете победить свою слабость. Я уверена!
Он пристально взглянул в лицо любимой девушки, словно желая прочесть ее сокровенные мысли.
— Вы так думаете? — спросил он.
— Я верю в это, верю, как в судьбу! — воскликнула Кэт.
— Вы думаете, что… что всякая слабость может быть побеждена?
Кэт согласно кивнула.
— Всякая, лишь было бы желание победить.
— Если есть желание победить… — продолжал он, — то долговременные привычки… болезни, длившиеся годами, можно, пожалуй, побороть, но… но…
— Но… что же такое? Продолжайте! — почти резко спросила Кэт.
Чарли пожал своими узкими плечами.
— Нет… ничего! Я просто думал, вот и все.
— Но это не все! — воскликнула Кэт. — Говорите!
Глаза Чарли загорелись глубокой страстью.
— Зачем? Зачем мы должны побеждать и бороться с собой? — с жаром заговорил он. — Зачем мы должны подавлять природу, данную нам силой, не подлежащей нашей власти? Почему мы не должны уступать чувствам, которые требуют снисхождения, если это снисхождение никому не наносит ущерб? О, я стараюсь смотреть на это с той точки зрения, с которой смотрите вы, Кэт! Но я не могу, не могу… Единственное, что заставляет меня отрекаться от самого себя, это желание заслужить ваше хорошее мнение. Если б не это, то я покатился бы прямо в ад с таким же наслаждением, с каким катится на салазках ребенок с ледяной горы. Да, Кэт! Я пьяница. Я сам это знаю. Пьяница от природы. У меня нет ни малейшего желания стать другим, никаких нравственных угрызений. Только вы, одна вы заставляете меня желать исправиться! Когда я трезв — я несчастен. Зачем я должен быть трезвым, если я так ужасно страдаю тогда? Стоит ли это? Что за беда, если опьянение облегчает мои страдания и доставляет мне минуты покоя, которых у меня иначе не бывает? Есть вещи, о которых я постоянно думаю, и мысли, которые заставляют меня иногда валиться с ног. Но я знаю… да, я знаю, что поступаю мерзко, и я знаю, что скорее готов перенести все муки ада, чем потерять… ваше доброе расположение.
Кэт вздрогнула. Что могла она ответить на его страстную исповедь? Она знала, что он говорит правду и что если он делает какие-нибудь усилия над собой, то лишь потому, что его любовь к ней преодолевает даже его порок. Безнадежность такого положения вещей подавляла ее. Она не любила его, не могла дать ему той любви, которая была ему нужна. И когда он, наконец, поймет это, то у него исчезнет всякий след самообладания, и он покатится вниз очертя голову. Кэт знала его печальную историю. Сын богатых родителей из Нью-Йорка, он получил отличное образование. Из него хотели сделать художника, и это послужило толчком к его падению. В Париже, в Риме и других европейских городах он впервые окунулся в омут юношеского разгула, быстро приведшего к необратимым последствиям, а после его пребывания в университете наступило окончательное падение. Его родители отреклись от него, считая его уже погибшим безвозвратно. Они отправили его на Запад, где приобрели для него маленькое ранчо и затем предоставили собственной судьбе.
