На деревню дедушке - страница 20

Шрифт
Интервал

стр.

Прощайте, милый дедушка! Не забывайте меня, старый друг, ведь я вам через И.Жукова прихожусь дальним родственником.

Итак, лети, мой пламенный привет. Лети туда, куда мне надо, откуда буду ждать ответ!

Письмо 3

25 октября 196…г.

Милый дедушка, Константин Макарыч! Я живо представляю себе, как в ясный солнечный день вы стоите у ворот правления колхоза «Луч» и, согласно всей литературной традиции, обмениваетесь шутками с женским полом. А в это время местный работник связи, по—старому почтарь, вручает вам мое толстое и нескладное письмо. Вы медленно протираете очки в оловянной оправе и с досадою видите, что я жалуюсь вам на А.Дымшица, который снова хочет завладеть селедочным хвостом и сапожной колодкой для наведения порядка. Помилуйте, да кто же теперь обращает на это внимание? Это все вздор, об этом и думать и писать не стоит. Согласен, милый дедушка, согласен, но погодите, может быть, мы с вами еще дойдем до более серьезных вопросов.

По словами А.Дымшица, мой взгляд приводит к «отрицанию художественной индивидуальности писателя». Чтобы узнать, как надо к ней относиться, я заставил себя прочесть статьи самого А.Дымшица в журнале «Октябрь», где он еще недавно был заместителем главного редактора, Но, увы, надежды мои не оправдались… Я увидел в этих статьях самые заурядные выпады против Э.Казакевича, А.Вознесенского, Б.Окуджавы. «Не самобытно», как говорил Рахметов.

Хотя я, по словам движущейся эстетики, консерватор, мне еще не приходилось принимать участия в таких компаниях. Да, но вы отрицаете право художника на свое особое видение, а Дымшиц его признает! Допустим. Но если во имя видения можно тыкать индивидуальность в морду селедкой, что нам за польза от движущейся эстетики? Движется она или не движется — все едино.

Это не шутка, совсем не шутка, любезный Константин Макарыч. Всякий, кто дал себе труд познакомиться с литературной деятельностью А.Дымшица, знает, что он одновременно за свободу видения и за кузькину мать. Мартин Лютер сказал: «Я здесь стою и не могу иначе». В отличие от Лютера А.Дымшиц здесь стоит, но может и иначе. Он и новатор, и консерватор, он всецело за отражение жизни, но, в предвидении всяких возможностей, заранее отворяет немного свой в а с и с д а с для личного видения.

Если позиция Лютера — это догматизм, то позвольте сказать, что такой догматизм мне больше нравится, чем отсутствие правил. Как вы думаете, милый дедушка, почему Лютер стоял на своем месте и не мог иначе? А вот почему: мне кажется, он был убежден в том, что его точка зрения не просто личное видение мира, а всеобщая объективная и абсолютная истина. Ручаюсь вам головой, что так же было со всеми выдающимися историческими деятелями, мыслителями и художниками прошлого. Никакой движущейся эстетики и прочей бутафории в них не было и следа.

Конечно, Лютер заблуждался, он брал на себя слишком много. Этот сын разбогатевшего рудокопа был крепко сколоченной индивидуальностью. И чем крепче он стоял на своем, тем больше утверждался в своей вере, то есть считал ее истиной в последней инстанции. Нам остается принять его таким, каков он есть — со всеми его высокими и смешными сторонами, с его особым литературным стилем, который оставил, заметный след в истории немецкого языка.

Да, Лютер был сыном своего века, своей страны, своего класса. И, если угодно, если нам так нравится, вы можете сказать, что у него было свое видение мира — ведь он имел даже своего личного черта и всю жизнь сражался с ним один на один. Где ему было понять таких мыслителей, как Эразм! С другой стороны, очень возможно, что простодушие виттенбергского профессора помогло ему на время, в самом начале двадцатых годов шестнадцатого века, стать вождем всего немецкого национального движения. Когда же это движение разделилось на ясно выраженные классовые потоки, сколько мещанской узости обнаружил Лютер по отношению к восставшим крестьянам!

Отсюда следует, что люди, сильные духом, деятели, как называл их Белинский, склонны придавать своей особой позиции всеобщее значение. И это хорошо, пока уверенность в своей правоте имеет действительное историческое содержание, и это плохо, когда она расходится с объективной истиной. Но если человек с самого начала не претендует на всеобщее содержание своих идей, а хочет только выкроить себе особое видение рядом с другими видениями — это всегда плохо. Релятивизм, как называется эта теория, есть верный признак разброда умов, а где вы видели, чтобы в такой среде рождались сильные индивидуальности?


стр.

Похожие книги