— Ты готов? — Буревой обратился ко мне.
— Да, сейчас, только умоюсь. Кстати, доброго утра, — я двинулся к рюкзаку, потом в сторону заводи у озера.
На ночь я не разоблачался, поэтому одеваться не пришлось. Зубную щетку нашел в рюкзаке, вместе с мылом и пастой. Бритвы не было — Жека носил небольшую бородку. Быстро умылся, почистил зубы. Перешнуровал кроссовки и вернулся к палатке.
— Буревой, завтракать… ну есть не будем?
— По дороге поедим, я взял с собой.
— Воды взял? Я суп возьму, да рюкзак… мешок свой. На месте, у ухоронки пообедаем. Туда часть груза… поклажи положим. Подожди пару минут.
Он кивнул, я пошел разбираться с рюкзаком. В нем из еды остались только «бич-пакеты», котелок, нож. Палатку собирать не стал — в нее положил барахло из рюкзака оставшееся, включая пустые консервные банки. Закрыл «молнию» на палатке, чтоб дети не лазили. Она была слишком яркая для этих мест, синяя, обязательно заинтересуются. Нафик-нафик, потом ищи ту же зубную пасту по всей деревне. Нацепил рюкзак, кепку из кармана достал, посмотрел на часы. Они показывали 12:40. Пока не забыл, надо выставить часы. Только как? Прикинул, нашел палку по ровнее, воткнул в землю около палатки, порылся по карманам. Документы не то, ключи от дома, тоже не то, сгоревший телефон в палатку надо закинуть… О, нашел! Леденцы от кашля, со вкусом апельсина, еще штук шесть в пачке было.
— Влас, Смеяна, можно вас на минутку! — Зоряна напряглась, дети обернулись, посмотрели на мать, та кивнула, они подошли ко мне.
— Возьмите, попробуйте, — я вытряхнул на руку два леденца, протянул детям.
Те взяли, леденцы были яркие, оранжевые. Я вытряхнул еще один, положил себе в рот. Те повторили за мной. Расплылись в улыбке — сладкое тут у них скорее всего не часто бывает, еще и со вкусом апельсина.
— Понравилось? Еще хотите?
Те закивали, я подвел их к палке, что воткнул в землю.
— Вот смотрите, тень видите от палки? — указал я на длинную черную полосу, — Мне надо чтобы вы периодически… раз в час… не то, изредка, вот, втыкали щепки по краю тени, воо-о-о так. Понятно?
Я воткнул щепу в то место, где был край тени. Мелкие переглянулись, посмотрели на меня.
— Я с дедом вашим вернусь, если щепок будет много, еще дам по леденцу. Почаще щепки ставьте, хорошо? — Буревой с интересом наблюдал за моими телодвижениями. Дети побежали обратно к матери.
— Ладно, Буревой, пошли. Ты дорогу знаешь? А-а-а, Кукша рассказал. Это хорошо, я в лесу плохо ориентируюсь… ну, заблудиться могу.
И мы отправились к моему иновременному «плато». Шли на этот раз налегке, показалось даже не так долго. Буревой показывал дорогу, я периодически узнавал приметные деревья и кусты. За час управились, дошли до памятной поляны, вон небольшое пятно крови от лося.
— Куда дальше? — Буревой пропустил меня вперед.
— Я во-о-о-н теми кустами пробирался, дальше вроде в гору должно быть прямо, — я повел его за собой.
Зашли в лес с поляны, я откровенно плутал, пытаясь вспомнить дорогу, и держать направление на верх по склону. В итоге Буревой заколебался лазить по бурелому, и сказал:
— Я смотрю ты и впрямь в лесу не бывал, вон твои же следы, не видишь? — он ткнул пальцев в куст, я посмотрел на него, куст как куст, где тут следы?
— Ладно, держись за мной, ты тут знатно меток оставил, я вперед пойду.
Я спорить не стал, хозяин — барин, пропустил его вперед. Дело пошло быстрее, он по каким-то невидимым мне признакам определял путь, я шел за ним, узнавая дорогу. Так дошли до самого «плато», потратив на это еще полтора часа. Я вышел к единственному месту, которое связывало меня с моим миром, с будущим.
Буревой стоял на асфальте, и смотрел на «плато» с охреневшими видом. На остановку, на лежащие опоры ЛЭП, на надпись асфальтом, которую я оставил. Потом на вещи — сумки и пакеты — что лежали на крыше остановки. Посмотрел на упавший сельский трансформатор. Пощупал асфальт, подошел к остановке, пощупал ее. Потом присел на лавку на остановке. Достал котомку, из нее кожаный мешок с водой, гоповарвары с такими же ходили, только у деда меньше размером. Отпил, уставился на меня.
— Кто ты, Сергей? Это твое все? Другие не придут за этим? — он обвел руками «плато», — Или ты мне это отдашь просто так? — в его голосе послышалась легкая горькая усмешка, — Богатство то знатное, одного железа сколько, не у каждого кунга (это кто? Кунг, конунг, что ли? Князь, по-нашему?) столько бывает. Как обращаться-то с тобой? Ты это сам сделал, аль наволховал? Или украл у кого? Или роду знатного, владетельного? Что мне с тобой делать — убить или в ножки кланяться?