– Ни фига себе! Разрежение на урвне двух Джамалунгм, – сказал я, удивляясь, как такое вообще могло случиться.
– Придется списать, – сделав вот так бровкой – вы ж понимаете! – сказала Ирборша. – Несите бланк, будем актировать крыс.
– Я не буду подписывать фальшивку, – пошла в жесткую оппозицию Майя.
– На, возьми вот, и утрись, – сказал ей Милев, протягивая надушенный платок. – Обмокла вся, бедняжечка! И вообще, думать надо, прежде чем ультиматом крыть кого попало.
– Не стану подписывать, я же сказала! – отпихивая руку Милева, она отошла к окну, сейчас, я полагаю, она начнет курить.
Она сейчас была жалкой и некрасивой, и мне было неловко на неё смотреть. Но и Милев тоже хорош!
– Какого черта не следил за экспериментом? – пошел в лобовую атаку я.
– Я был занят, ты же знаешь… – опять начал он рекламировать зубную пасту.
– Треп вперемежку с курением – это твои «важные дела»? – как-то мелковато наехал я.
– Неужели напишешь докладную? – ещё яростней заулыбался он. И тут все начали друг на друга наезжать. И мне можно было уже ничего не говорить. Молчала и она, чучундра мокроносая.
И крыс, как всегда, списали, шума не было, а Милев, стервец, начал со мной очень вежливо раскланиваться после этого самого случая и даже подал мне как-то пепельницу – банку из-под маслин…
Однако подавать руку как-то пока не получалось. Но до милых шуток я всё же снизошел. Когда он поставил передо мной банку с окурками, я, наклонившись к нему и дымя ему прямо в лицо, доверительно спросил:
– Хочешь попасть в Америку?
– Ну да… А что?
Милев на всякий случай отодвинулся и непонимающе уставился на меня. Я поманил его пальцем, приглашая пододвинуться поближе. Он осторожно наклонил голову в мою сторону.
– Вступай в ракетные войска.
Отчет висел на носу, работа страдать не должна, – и всё снова пошло своим чередом.
Но уже невозможно было вытолкнуть из мозгов, что с нами происходит нечто весьма гнусное.
Через месяц у Милева должна быть апробация.
И вот накануне, когда я уже, в злорадном предчувствии, потирал руки, Ирборша повела себя очень странно. Я даже струхнул поначалу. Дело было так.
Вечером, после очередного гвалта по поводу гибели ещё одной партии крыс без видимых на то причин, мы с начальницей номер два (номер один всё же был шеф) чисто случайно остались вдвоем. На следующий день я должен был регистрировать спонтанную сократительную активность, и от мадам как раз и зависело, дать или не дать для этой цели импортную установочку – «Уго Базиле», подарок шефу от итальянской фирмы. Это класс! На ней, этой штуковине, можно спокойно, с высокой точностью регистрировать активность вены сразу двух животных – контрольного и послестрессового.
Сделав лицо попроще, я, ласково так, затренькал балалайкой:
– Иришечка Борисна! Пазвольти, а?
Она глянула на меня поверх массивных, в дымку, очков – я почтительно кивнул в сторону блистательной иностранки.
Она сняла очки, перестав писать в журнале, и – улыбнулась…
– Так вы… да? – выдавил из себя я, ещё не смея надеяться на столь быструю победу.
Она продолжала улыбаться – мило и очень любезно!
– Эстессна, рази можно отказать? – в тон мне ответила она, игриво улыбаясь аккуратно накрашенным ртом.
И это было блистательной победой!!! Значит – даст! Уффф… Виват, победитель!
Всем хорошо известно, что умолять Ирборшу дать поработать на её новенькой «Уго Базиле» – пустая трата времени. Импортную установку – и вдруг рядовому интеллектуального фронта?!
А пивка холодного в жаркий летний день – не изволите?
И вдруг – разумеется! Каково это? Голова кругом, однако, задумываться не желаю. Это факт – и я его принимаю без обсуждений!
Когда я, с величайшей осторожностью отработав свой эксперимент, с множеством благодарностей возвращал установку на место, она вдруг взяла меня за локоть (мои руки в это время были заняты – я, со всей возможной для меня нежностью, обнимал «Уго Базиле») и кротко сказала, искусно прикинувшись беленькой кошечкой:
– Не хотим ли мы немного поразвлечься?
– А как вы себе это представляете? – спросил я уже после того, как водрузил установку на место, хотя можно было и вовсе не спрашивать.
