– Великолепно. Я согласна. Спасибо за помощь.
Она сказала мне, куда ехать: комната десять, вход со двора.
– До встречи.
* * *
Домой я попала в 17.35. На кухне у Генри горел свет. Я прошла черным ходом на его половину, стараясь разглядеть через стеклянную дверь, что там происходит. Генри сидел в своем кресле и потягивал "Джек Дэниел", уткнувшись в газету. На плите варился ужин. Судя по головокружительному запаху, предполагалось нечто с луком и колбасой. Генри отложил газету в сторону: "Входи, входи".
Я открыла стеклянную дверь и вошла. Кроме большой кастрюли с кипящей водой, на плите стояла сковородка с кипящим томатным соусом.
– Как дела, старина? Не знаю, что ты там готовишь, но запах восхитительный.
Генри всегда был красавцем, но в свои восемьдесят три года он приобрел необычайную элегантность – высокий, подтянутый, седые волосы и пронзительно голубые глаза на худощавом лице.
– Вот, готовлю жаркое на ужин. Уильям приезжает сегодня вечером.
Брат Генри был старше него на два года и летом перенес инфаркт. Генри собирался поехать к нему в Мичиган, но решил подождать, пока тот поправится. Недавно Уильям позвонил и сказал, что хочет приехать сам.
– Да-да. Я и забыла. Вам предстоят веселые деньки. Он надолго приезжает?
– Я согласился на две недели, может, чуть больше, если выдержу. Хлопот, конечно, будет много. Физически он уже поправился, но у него теперь началась депрессия. Льюис говорил, что он совсем свихнулся и думает исключительно о своем драгоценном здоровье. Я уверен, что Льюису это надоело и он хочет пару недель передохнуть.
– За что же он так с тобой?
– Не знаю. Ума не приложу. Он иногда любит припомнить старое. Как-то я отбил у него девчонку в 1926 году, наверное, теперь он решил отомстить. Не знаю. У него хорошая память, и он не знает снисхождения.
Другому старшему брату Генри – Льюису – было уже восемьдесят шесть. Брату Чарли стукнул 91, а сестричке Нелли 31 декабря должно было исполниться 94.
– Может, это и не идея Льюиса, – продолжал Генри. – Вполне вероятно, Уильяма отослала Нелли. Она никогда его особенно не любила. Теперь он надоедает ей со своими разговорами о смерти. Представляю, как ей неприятно слышать об этом накануне дня своего рождения. Ее просто трясет от его болтовни.
– Когда прилетает самолет?
– В восемь пятнадцать, если долетит, конечно. Я решил, что угощу его здесь салатом и жарким, а потом мы, может быть, сходим к Рози, выпьем пивка. Хочешь поужинать с нами? На десерт я приготовил пирог с вишнями. Вообще, я испек целых шесть пирогов. Но пять я должен отнести Рози, чтобы расплатиться за мой долг в баре.
"Рози" Генри называл таверну, которую содержала венгерка с непроизносимой фамилией. С тех пор как Генри оставил работу в пекарне, он стал заниматься бартером – делал выпечку для семейных торжеств во всей округе, и она пользовалась бешеной популярностью.
– Извини, не смогу, – сказала я. – На семь часов у меня назначена встреча, и она может затянуться. Скорее всего, я тоже заеду к Рози, но пораньше, чтобы перекусить.
– Может, завтра присоединишься к нам? Я пока не знаю, что мы будем делать, но скорее всего останемся дома. Те, у кого депрессия, обычно не любят выходить на улицу. Буду сидеть и смотреть, как Уильям глотает свой "Элавил".
* * *
Дом, в котором располагалась закусочная Рози, выглядел так, словно в нем размещался бакалейный магазин. На окнах красовалась реклама дешевого пива, над входом была неоновая вывеска. Закусочная ютилась между ремонтной мастерской и прачечной самообслуживания. Клиенты прачечной в ожидании своей партии белья потягивали у Рози пиво и курили. Полы в закусочной были деревянными. Деревянные скамьи у столов, обструганные кое-как, требовали осторожности: неловкое движение – и вынимай занозу. Восемь-десять столов с пластмассовыми крышками страдали хронической хромотой. Обед у Рози обычно начинался с того, что вы освобождали себе место, отодвигая в стороны спичечные коробки, салфетки и стаканы. Свет от люминесцентных ламп тоже не способствовал уюту.
Обед прошел, как обычно, – я заказала то, что посоветовала Рози. Надо видеть эту Рози: ей шестьдесят, она приземистая, с пышным бюстом – ярчайший представитель бифштексной мафии. В меню первенствовал "гуляш" – в переводе с венгерского на английский, поджарка из рубленого мяса.
