Однако, даже если они с Мизраэлем действительно найдут неоспоримые доказательства того, что Ренет — это она… этого всё равно недостаточно. Необходимо ещё найти способ, как победить её.
Девушка напрягла память. Какая-то мысль не давала ей покоя.
… По натуре чаще всего индифферентны. Существуют, однако, свидетельства, что их суть способна изменяться в зависимости от обстоятельств…
Кажется, Мизраэль говорил, что это ключ к тому, как победить Пустого. Однако… чем это может помочь? Как изменить её суть?
Летия задохнулась от внезапной догадки. Только не…
Только не Мизраэль.
Нет.
Невозможно.
И всё же, именно на это указывали все факты. Тот полусгоревший манускрипт…
…Тогда начал он оплакивать убийство отца своего, и понял, что любил его отец и, не желая убивать его, так и разрешил сыну своему непутёвому самосуд вершить.
…
Вот, дети мои, правдивая легенда из истории семьи нашей. Чтите память её, и помните, что любовь способна изменить традиции…
И, похоже, не только традиции.
Значит, суть Пустого изменилась из-за родительской любви. Возможно ли, что её можно остановить…
Но ведь…
Ведь…
Летия лихорадочно искала изъян в своём предположении. Деталь, которую она упустила. Доказательство обратного. Что угодно…
Однако всё было ясно. Если она полюбит, её суть изменится, и тогда она не обретёт полную силу. И пророчество не сбудется.
А если их с Мизраэлем предположение верно, и Ренет — это она, тогда…
Тогда именно Мизраэль должен быть тем, кто остановит её.
Ведь и в пророчестве так говорится?..
Девушка резко выпрямилась. Ей в голову пришла неожиданная мысль. Она нетерпеливо нашла серебряный колокольчик в пышных складках платья и быстро позвонила.
Он появился сразу же. Просто оказался рядом с ней — и посмотрел в её глаза с молчаливым вопросом во взгляде.
— Мизраэль, есть ли хоть какая-нибудь вероятность того, что в пророчестве речь идёт не о Вас? — спросила Летия с отчаянием в голосе.
— Нет, — юноша уверенно покачал головой, — такой вероятности нет. В конце пророчества Ломер назвал моё имя.
Девушка ошеломлённо уставилась на него.
Чего ещё он ей не рассказал? Как много он от неё скрывает? Намеренно ли это — или он просто-напросто не думал, что такой факт может её заинтересовать?
Она молчала. В напряжённой тишине не было слышно ни звука — только где-то вдалеке били старинные часы.
— Вы что-то знаете? — спросил Мизраэль, будто читая её мысли.
Девушка открыла рот, словно собираясь сказать что-то важное, но потом передумала, отрицательно покачала головой и отвернулась.
Он не спросил опять. Просто растворился в темноте.
Летия скорчила гримасу. Она знала, что должна была немедленно рассказать Мизраэлю о своём открытии, но…
Она не смогла.
Какая-то неведомая, но совершенно непреодолимая сила заставила её замолчать, скрыть от него свои догадки. Сила, которой подчинились голос разума и чувство справедливости. Сила, которой она не могла дать названия. Сила… надежды?
Да, надежды на то, что она ошибается. Что Ломер ошибается. Что пророчество ошибается…
Она встала, прошлась по комнате — и снова села. Закрыла лицо руками. Сжала костяшки пальцев так, что они побелели.
Какое-то странное чувство наполняло её до самых кончиков пальцев. Неопределённое смешение острой ярости и не менее острой печали. Это ощущение сдавливало горло — и высушивало глаза. От него делалось тяжело дышать, гудела голова, а по телу пробегала такая крупная дрожь, что её невозможно было сдерживать. Оно накрывало её с головой — и оставляло после себя пустоту. Так прибой, набегая на берег, смывает с него мелкую гальку, оставляя песок девственно гладким.
Это всё было лишено смысла. Она не может ему рассказать. Не может рассказать, что он должен быть с ней. Ни сейчас — ни потом. Пусть даже ради спасения мира. Ради сохранения их способа жизни. Ради оберегания магического предназначения. В конце-концов, она ненавидела и этот мир, и способ жизни, и предназначения…
Зачем это всё?
Она помотала головой.
Нет, это уже слишком.
Девушка попыталась снова уговорить себя, что это неразумно. Убедить, что она не должна скрывать столь важную информацию. Каждая деталь могла иметь огромное значение, а такая деталь — и подавно.
