До водителя за переборкой рукой подать — десять метров. Это, знаете ли, напрягает. Борясь с тошнотой, я велел автомату задраить все окна, отделяя мир мягкой шкатулки от гремучего мира людей. И все же успел заметить, как эффектная Эддингтон (что одежда делает с женщиной!) грациозно сошла со ступенек и скользнула в моно-шмеля элегантной дамской конструкции. Мгновенно взвилась над деревьями, махнула ладошкой: «Поехали!» И водитель не стал консультироваться с сыном работодателя, осторожно набрал высоту. Я схватил бумажную урну и откинулся на подушки обреченной жертвой насилия. Из искристого нереала на людей смотрел снисходительный синий взгляд печальной Альберты…
Надо отдать ей должное — Эддингтон провела основательную предвизитную подготовку. Мы спустились в маленьком дворике, где не было припарковано ни одной вонючей машины. Шофер даже носа не высунул, мое кресло мягко поехало в отворенные белые двери. В вестибюле узкие столики медицинского персонала и диванчики для посетителей оказались приятно пустыми, а фото-мото младенцев, слава Творцу, отключенными.
— Добрый день, сэр Альберт! Леди Зу! — зазвенел взволнованный голос девушки-невидимки. — Доктор Шмидт ожидает вас в комнате предварительных переговоров.
Но и в зале, где умное кресло подкатило меня к подоконнику, никого, разумеется, не было. Нас «встречал» бородатый портрет умудренного жизнью мулата с проницательными глазами. Эддингтон уселась в углу и, быть может, сделала знак наблюдавшему в камеру доктору. Хотя, сколько б я ни косился, буравящего зрачка соглядатая не обнаружил.
Доктор Шмидт приступил к объяснениям. Его голос упругими волнами исходил на нас от портрета, и я поневоле прислушивался, проникался и соглашался.
Теперь, когда сексуальная деспотия прошлого века погребена под плитами Единого Свода Нравственности, она остается в памяти протрезвевшего поколения, как постыдное отступление от устоев и норм человечества. Реакцией на безалаберные, бессмысленные соития на улицах и на балконах, в автобусах и в коридорах общественных заведений стала строгая щепетильность «зачатых под фонарем». Эти люди несут в себе множество неизлечимых болезней, спровоцированных родителями. Миллионы жертв вседозволенности никогда не подарят миру полноценных, сильных детей.
Вместе с тем, сотни тысяч здоровых целомудренных современников не желают продолжить род «безнравственным дедовским способом». Они ищут иные возможности, вычищающие болезни и порочные отклонения из спиралей наследственных кодов.
Мы имеем дело с реакцией, с обратным отмахом маятника. Оскверненное, надломленное общество ступило на путь покаяния через отвержение естественного. Но нетрудно понять: отвержение (безусловно, явление временное) облагородит наш дух и очистит наши тела.
«Вот те на!» — размышлял я, подбодренный значительностью задуманного. Не меня одного поднакрыла волна отвращения к ближнему. Я, положим, о ней объявил и выгляжу идиотом, а другие ни в жизнь не признаются, семенят в шеренге с нормальными.
Мать играет в рулетку на Сириусе, пьет виски и дебоширит, сохраняя невероятную, непорочную верность отцу. Её старящие тридцать шесть — это способ спасенья от секса.
Отец пыхтит и клокочет потому, что ему отвратительно сближение с юной особой. В середине прошлого века супруга на сто лет моложе считалась особенным шиком. Обычай не закрепился. Фазер грудью на амбразуру кидает придурка — меня. Заранее зная — болезни убираются новыми способами.
Эддингтон… Холодна, как лягушка. Сама настояла на пункте Брачного Договора, гарантирующем супруге сохранение истинной девственности. В ней совсем не бушуют гормоны, сбивавшие с панталыку молодежь последних веков. Когда в детских садах малыши натягивали резинки на весьма любопытные копии. Когда в школы, в порядке программы сексуальной ориентации, приходили армии гомо. Разъясняли подросткам, как следует выявлять свою «исключительность».
Нас не сотни, нас миллионы, растерянных, неспособных. Иегова, спаливший Гоморру, сокращает народы Европы изощренным, замедленным способом.
— Метод матричной многоходовки основан на подражании созидающим действам Творца, — возвестил между тем доктор Шмидт.