Голубой краски на весь дом не хватило – на свалке её нашлось не так уж много, и в голубой цвет выкрасили только крыльцо и одну из спален. Но со дна старых банок удалось выскрести краски других, самых разнообразных цветов: малиновую и алую, розовую и жёлтую, коричневую, оранжевую и несколько оттенков зелёного. Каждую краску использовали до конца и только затем брали следующую, но все спальни всё равно оказались разного цвета, не говоря уже наружных стенах и скатах крыши.
Работа продвигалась день за днём и ночь за ночью, в мерцании свечных огарков; птицы переносили с места на место, поднимали и опускали на лесках неутомимых заводяшек, а за ними, головокружительно раскачиваясь в плетеной корзиночке, следовал Квак, нанося завершающие штрихи. Дом накрепко прибили гвоздями к площадке – выпь позаботилась об этом первым делом, а затем приступила к ремонту, и вскоре её «У-У-У-БУМ-ТРУМБ!» стало для обитателей свалки столь же привычным, как надтреснутый карусельный вальс.
Окна без стёкол донимали слониху, как заноза в боку, и всё её семейство ночи напролёт ломало голову над этой проблемой, пока наконец гадальщик не увидел, как плавится в костре электрическая лампочка, и не изобрёл способ резать стекло раскалённой докрасна проволокой. Плоские стёкла попадались на свалке редко, но бутылок было хоть отбавляй. Правда, по размерам и форме они были разные, так что некоторые окна получились выпуклыми, но зато весь дом враз засиял янтарными, синими и зелёными стёклышками, словно настоящими самоцветами.
Занавески и ковры тоже оказались разномастными, как и сколоченная из подручных материалов мебель, однако с каждым днём в доме становилось всё уютнее. Пёсья Звезда, с приближением зимы поднимавшаяся над горизонтом всё выше и выше, с каждой зарёй любовалась каким-нибудь новшеством, и вот наконец бумканье прекратилось, площадка очистилась от банок из-под краски, кисточек, гвоздей и щепок, и слониха объявила, что кукольный дом готов принять новых жильцов.
Пострадав некогда от пожара и пережив несколько ремонтов, дом преобразился до неузнаваемости и, как феникс, возродился из пепла. Из-под новой отделки то там то сям ещё выглядывали остатки узорной лепнины и изящной резьбы; подновлённые балкончики безмятежно взирали в лицо непогоде; дозорная башня стала жёлто-оранжевой, обзавелась перильцами и флагштоком и заметно приободрилась. Мансардная крыша щеголяла новыми заплатами, но была теперь прочной, как скала, и дымоходы жизнерадостно торчали над нею вкривь и вкось, презрев все невзгоды и снова вознесшись на вершины славы.
Конечно, кукольный дом уже никогда не стал бы прежним, никогда бы не смог вернуть былую величавость и красоту; однако совместными усилиями маленькой семьи он обрёл нечто новое, нечто совершенно иное. Как только в его убранство внесли последние штрихи и занавесили окна из бутылочного стекла разноцветными шторками, он воззрился на округу с какой-то сумасбродной заносчивостью и бесшабашной бравадой. Горделиво возвышаясь на шесте, он словно подначивал этот хвалёный большой мир со всеми его напастями: ну давай, покажи мне хоть одну опасность, над которой мы ещё не посмеялись – я и новые мои обитатели!
Крысий Хват почуял в утреннем воздухе колкое дыхание надвигающейся зимы и задрожал. Пробормотав что-то беззубым ртом, он бросил унылый взгляд на свои былые владения, которыми наслаждался так недолго и которые утратил так бесповоротно и окончательно. Лапа его потянулась к счастливой монете, висевшей теперь у него на шее, и ощупала надпись «ВСЁ У ВАС ПОЛУЧИТСЯ!». Крысий Хват вздохнул и вновь погрузился в пучину своего поражения и позора.
На исходе дня, начавшегося с подъёма флага, слониха в глубокой задумчивости стояла на площадке, глядя через окно в гостиную, где дрожащий огонёк единственной тусклой свечи то выхватывал из тьмы, то вновь окутывал тенями её маленькую территорию.
– Что-то не так, дорогая? – спросил мышонок-отец. – Тебя что-то беспокоит?
– Не то чтобы прямо уж так беспокоит, – отозвалась слониха, – но мне кажется, чего-то ещё не хватает. Вот только ума не приложу, что бы это могло быть.
