— Очень приятно, — тем не менее галантно сказал он как полагается в таких случаях. — Вы правда работали здесь?
— А вы кто?
— Я Алексей, — сказал Комов, щепетильно взял непонятное создание за руку где-то возле локтя и вывел из-под обстрела чужих глаз и ухмылок. И от лишних ушей. — Разрешите узнать, как вас зовут?
— Разрешаю. Лиза.
— Какое милое имя.
— Вы всё-таки кто?
— Журналист, — гордо сказал Комов. — У меня задание написать об институте.
— О том, как его угробили?
— Если его угробили, напишем и об этом.
— Прямо не знаю, — сказала она.
— Вы не хотите помочь прессе? Кстати, как же вы здесь остались? И, похоже, процветаете? — задал щекотавший его с самого начала вопрос.
— Компьютерщики везде нужны.
— А… ну да, — посмотрел на нее с уважением, и тут же профессиональное чувство встрепенулсь в нем. — Значит, у вас должны быть хорошо развиты память, логика…
— Не знаю, — сказала девушка Лиза и впервые за весь разговор улыбнулась. — Но только меня не надо впутывать в это дело.
— Конечно нет, что вы! Обещаю, что ваше имя не будет упомянуто. Я и фамилии вашей не знаю ("И прекрасно!" — ввернуло создание). Покажите мне только, где у вас тут была лаборатория?
— Какая именно?
— Ну… где клетки стояли… такие, знаете… для птиц… или зверьков.
— А! Знаю. Я там недалеко сидела. Забавные у них зверечки были. Свинки морские, обезьянки.
— Обезьянки? (У Комова мелькнула почти безумная мысль) Большие?
— Вот такие.
Она показала — какие.
Алексей прикинул. В найденную клетку влезет, но с трудом. А свинки спички зажигать не умеют.
— Не проводите меня туда?
— Да там уже всё переделали!
— Вот и посмотрим.
— Я вообще-то жду… сейчас должны компьютеры привезти…
— А мы быстренько!
Светлый взгляд и улыбка Комова ее обезоружили.
— Ну ладно. Идемте.
Взвизги и уханье инструментов постепенно сменились более приятным аккомпанементом цокающих каблучков. Алексей не отказал себе в удовольствии поглазеть на ее ноги, щедро открытые взорам всех желающих. Черт, сколько же в некоторых бабах соблазна! Даже тоскливо делается.
Они прошли в какие-то двери и оказались в гулком пространстве между голыми стенами и аккуратными герметичными окнами.
— Вот здесь… Я же говорила: всё уже переделали. Скоро сюда въедут. Кажется, рекламное агентство.
Комов уныло огляделся. В этом стерильном благолепии нечего было делать. Античные руины, скрывающие тайны истории, были безвозвратно погребены под асфальтом хайвэя.
Но он почему-то медлил.
— Что будете делать? — поинтересовалась девушка.
— М-да… — промычал он вместо ответа, нервно щупая в кармане жестяной номерок, снятый с клетки. — И что… всё здесь уже… вот так?
— Да, — вздохнула она. — Здесь уже всё… вот так. Вы что ищете?
Что ей ответить? Ищу тень прошлого, оставшуюся под финской краской и придавленную плиткой "Черный Лесбос". Ищу голоса, застрявшие в трещинах под штукатуркой…
Чьи-то шаги и бойкое насвистывание избавили его от ответа. Потом в меру отвратительный голос попытался запеть: "Миллион, миллион алых роз…" Но песня оборвалась, как только Алексей Комов и его спутница оказались в зоне видимости певца. По шляпе с маленькими полями, неподстриженным усам и дешевой авторучке, нелепо торчащей из кармана пиджака, Комов безошибочно узнал мелкого строительного начальника. Опережая дурацкие вопросы, он взглядом прочертил потолок и немного развязно, в стиле эпохи, сказал:
— Всё классно. Не придерешься. Верно, Елизавета?
При этих словах вошедший тоже с удовольствием глянул по сторонам, и глаза его сощурились от воспоминаний.
— А вы видели, что здесь было?
— Нет, — отозвался Комов, показав всем видом, что заинтригован.
Строитель погладил подошвой башмака гладкую сверкающую поверхность пола.
— Во! Красота! А было что? Не поверите: под линолеумом чуть ли не навоз был. Авгиев институт (засмеялся своей интеллектуальной шутке). Здесь ведь научное заведение обреталось.
— Ну? — изумился Комов. — А были какие-нибудь вещи, бумаги?
— Какие бумаги? — насупился тот; его рот подозрительно застыл под усами. — При чем здесь бумаги?
— Знаете, там могли быть автографы известных ученых. Письма… дневники… А это денег стоит.
