– Да хватит, перестань!-перебил его вошедший.-Такие психи, как мы, уже не в моде… Кстати, чего я, собственно, здесь торчу? Ничего хорошего ждать явно не приходится.
Он надел вполне еще приличный плащ, хотя и здорово не ладящий с неформальным профилем времени, и сказал с допустимой завистью:
– У тебя хоть машина есть. Будешь частным извозом заниматься. Агаланов языки знает, а Кловер вообще еврей. Все вы как-нибудь устроитесь. А мне куда?.. Ну, пока, встретимся на свалке истории!
– Скорее, просто на свалке…-пробормотал сидящий, не подозревая, насколько он был близок в этот момент к истине.
Уже взявшись за дверную ручку, уходящий сказал напоследок быстрым шепотом:
– Подлецы всегда в выигрыше!
В вырезе двери, которую он затем открыл, неожиданно оказалась толпа, покорно внимающая возвышенно-страстному голосу:
– Лестницы должны стать светоносным элементом интерьера! При этом вектор будет направлен от демонстративного техницизма к образной грациозности форм!.. Наиболее радикально в этом смысле прозвучит холл первого этажа…
Взгляд пророка контуров нового мира случайно залетел в комнату и обреченно заметался в ловушке из незатейливых прямых углов. Спасаясь от этого зрелища, дизайнер-архитектор бросился дальше по коридору, увлекая за собой слушателей. Но увлек не всех. Отделившийся от прочих крепкий мужчина в сером костюме задержался и встал в косяке распахнутой двери. Это был директор института Прыгунов.
– Иван Алексеевич, Арнольд Андреевич, вы что тут сидите?-спросил он с откровенным подозрением в голосе.-Всем же сказали, что сегодня можно не приходить.
– Я на минутку, личные вещи забрать,-пробормотал тот, что собирался уйти (это его звали Иваном Алексеевичем), и поспешно протиснулся мимо серого костюма наружу.
– Ну а вы, господин Цаплин?-спросил Прыгунов, ступив внутрь помещения, но на всякий случай остановившись на благоразумном расстоянии от обезьяны.-Вы разве не читали приказ?
– Приказ о погублении науки,-криво усмехнулся названный Цаплиным.
– Не паникуйте. Вашу лабораторию временно переведут в другое помещение, только и всего.
– Вы меня обманываете. В газете ясно написали: "Институт идет с молотка". Это погубит отечественную генетику…
– А!-махнул рукой серый и вздохнул даже как будто с сожалением.-Все и без того уже за бугром.
– Не врите. Агаланов здесь, и даже Кловер еще здесь…
В двери появилось новое лицо. Это был один из тех, "с мобильниками", согласно социальной характеристике Ивана Алексеевича.
– Леньчик, я тебя потерял, ты где?
– Так… Дела были. Иду,-сказал Прыгунов.
Но тот уже увидел обезьяну.
– Какая зверюшка!
И пошутил, подойдя к столу и с развязным любопытством наклонясь над животным:
– Не плюшевая?
Внезапно обезьяна заорала так пронзительно, что любопытствующий вздрогнул и отшатнулся.
– Она что, психованная?
Обезьяна и в самом деле отчего-то очень расстроилась: прыгнула на руки к человеку, который держал ее поводок, и о котором мы уже знаем, что его зовут Арнольдом Андреевичем Цаплиным, и оттуда продолжала орать, озираясь и скаля зубы.
– Что это она?-повторил "мобильник", неприятно задетый таким поведением тупого животного.
– Очевидно, рефлекс профессора Инге-Вечтомова,-сказал ученый.
– Как это?
– Этой барышне привита чувствительность к чужим эмоциям,-объянил Цаплин, поглаживая обезьяну по спине, отчего та понемногу начала успокаиваться.-Так называемые генетические подвижные элементы… Впрочем, надо бы проще… Животное реагирует на постороннее биополе. Особенно болезненно воспринимает ненависть… дурные намерения…
"Мобильник" натужно засмеялся.
– Фуфло какое-то, товарищ ученый.
– Это наука,-тускло сказал тот, что с обезьяной.
– Значит, фуфло наука ваша.
Приятель обезьяны не отозвался и продолжал молча горбиться на стуле.
– Ладно, Леньчик, пошли,-сказал тот, что обозвал науку фуфлом, вернув своему голосу прежнюю сочную звучность.
Прыгунов поспешно направился следом, скороговоркой пообещав:
– Не волнуйтесь, Арнольд Андреевич, всё будет в порядке.
Цаплин услышал, как уже за дверью здоровый, жизнерадостный голос того, что с мобильником, сказал:
– Чего ты расшаркался перед этими мышами? Давай бегом отсюда, двинем скорей в "Империю", а то меня от этой тоски уже тошнит!..
