— Лизи, — говорю я, — пожалуйста, не могли бы вы кое-что сделать по дому?
Лизи бросает на меня испуганный взгляд.
— Я сейчас приду, — говорит она. — Духовный импульс как раз сейчас очень сильный, и я не хотела бы его пропустить.
***
Я написала для себя список.
Что нужно сделать по дому:
Крыша.
Проводка.
Канализация.
Водопровод.
Вода! (подключение/фильтрация/хранение)
Септический бак.
Штукатурка (стены).
То же самое (потолки).
Полы.
Окна и двери.
Центральное отопление.
Кухня для дичи.
Кухня и ванная комната.
Он выглядит слишком устрашающе. Я совершенно не знаю, с чего и как начать. Я переворачиваю лист бумаги и пишу новый список.
Купить:
Фунгицид.
Я оставляю Фрейю с Тобиасом, а сама еду в долину поискать какую-нибудь отраву, чтобы вывести лишайник на кухне. Наша «Астра» отметила приход весны тем, что в ней сломалось что-то такое, из-за чего нельзя поднять крышу. Дождь течет по моему лицу, заливает глаза так, что я плохо вижу. Даже при включенных фарах я все-таки не замечаю туриста, путешествующего автостопом, который стоит посреди дороги. Я резко жму на тормоз, машину заносит, время останавливается. На сетчатке глаз у меня вспышкой запечатлевается изображение человека, которого мне предстоит убить: высокий, молодой, стройный, с оливкового цвета лицом и темными глазами.
Машина с диким скрежетом останавливается. А затем, прежде чем я успеваю прийти в себя, он уже залезает на сиденье.
— Английские номера, — говорит он по-английски. Голос у него мелодичный, с очень легким акцентом. — И открытая машина. Как это славно, даже под дождем!
Слышать такое странно. Я пялю на него глаза. Он мгновенно смущается, как будто его застукали на чем-то неприличном или невежливом.
— Я хотел сказать, особенно под дождем. Я обожаю ощущение дождя, хлещущего в лицо. Особенно на ветру.
— А вас не смущает, что вода течет за шиворот?
— О нет, это я люблю особенно.
— Отлично говорите по-английски.
— Я учился на вашем замечательном острове Уайт. И люблю все английское. Даже молоко в чае.
— Куда вы направляетесь? — спрашиваю я.
Он смеется нервно и неожиданно пронзительно:
— Да я и сам точно не знаю. Моя семья из Алжира, они все там очень строгие и не одобряют… Короче, мы поссорились. По правде говоря, они меня выгнали. Жить мне негде. Могу делать всякую bricolage — мелкую работу. А еще я неплохой механик.
— Сможете починить крышу в моей машине? Когда начался дождь, в ней что-то там застряло.
— Крышу? Дождь? — Он выглядит совершенно сбитым с толку. — Ну, думаю, что смогу.
Я резко торможу и съезжаю на расширение дороги для разъезда машин. Он удивленно таращится на меня.
— А прямо сейчас можете? — подталкиваю его я.
— Ох! Конечно.
Из своего рюкзака он извлекает гаечный ключ с отверткой и принимается за работу. У меня такое ощущение, будто я наблюдаю за каким-то волшебством. Через пять минут крыша уютно закрывается. Окна тут же начинают запотевать.
Он улыбается, и улыбка у него исключительно приятная.
— Ее может быть трудно поднять обратно, — говорит он. — Мне нужно там кое-что немного смазать.
— Спасибо, — говорю я. — Могу предложить вам работу.
Когда мы едем назад в Ле Ражон, на одном из крутых поворотов дороги, в узком коридоре из скалистых утесов нашу «Астру» заносит, и ее потертые шины отчаянно поют. Он вскрикивает от испуга, но я его уже немножко знаю, чтобы не удивляться тому, как он выкручивается из этой неловкой для него ситуации.
— Я имею в виду… что просто дух захватывает, — говорит он. — Тут такие… такие минералы.
***
Тобиас по-прежнему сидит в гостиной, где я его и оставила. Фрейя, к счастью, крепко спит в своей переносной кроватке рядом с ним. Он уже налил себе еще одну кружку кофе, снял наушники и решает судоку из британской газеты двухдневной давности.
— Это Керим, — говорю я. — Он поможет нам выполнить кое-какую работу по дому.
— Какая красивая комната, — говорит Керим. — Вам просто нужно немного подровнять эти балки и проолифить их потом. И подштукатурить стены. Какой очаровательный буфет! Ох, а что это случилось с орехами?
Моя замечательная миска из каталога журнала «Хоумс энд гарденс», полная орехов, по-прежнему стоит на буфете, но мыши — вероятно, из-за того, что им нужно чем-то кормить своих деток, — уже принялись за нее. В самых лучших орехах прогрызены аккуратные отверстия, а их содержимое исчезло. На совершенное преступление указывают только немногочисленные осколки скорлупы на буфете и на полу.
