«Лета 7124[4] генваря в 5 день преставился раб Божий царь Симеон Бекбулатович во иноцех схимник Стефан».
Бывшему татарскому царевичу выпала странная и страшная судьба. Побыв ханом, царем и великим князем, он пережил шестерых российских самодержцев и умер монахом. Трижды не по своему желанию менял имя. Не желая власти, был постоянно ею настигаем. Не был виновен, но страдал только за то, что не по своей воле просидел год на российском престоле.
В глазах последующих правителей вина Симеона Бекбулатовича была в том, что он занимал московский престол и остался после этого жив. Следовательно, являлся постоянной потенциальной угрозой для их шатких позиций. Вот и изливали горе-правители гнев на злополучного старца, который хотел только одного: чтобы его оставили в покое. Но власть в России – это дверь, которая открывается только в одну сторону. Однажды войдя в нее, вернуться невозможно. Так и остался Симеон Бекбулатович навеки заложником своего царского титула, которого не хотел и не искал. По странной прихоти судьбы, князь Владимир Киевский, умудрившийся нарушить все заповеди Христовы, был объявлен святым, а имя Симеона церковь замолчала. Хотя за свое долготерпение он должен был по всем законам совести принять венец мученика.
Вот такую забытую страничку российской истории пролистали передо мной в ясный июньский день.
После того как Саша умолк, в комнате воцарилась недолгая тишина.
– Да, – сказала я, прерывая молчание, – занятная история.
– Занятная, – подтвердил Игорь.
– Я одного не понимаю, – продолжала я. – Какое отношение она имеет к моему амулету?
Игорь с Сашей переглянулись и засмеялись.
Я рассердилась:
– Слушайте, прекратите надо мной издеваться! Я к вам за советом пришла!
Игорь склонился над открытой страницей и постучал по ней пальцем.
– Да ты сюда посмотри! Эх ты, ворона!
Ворча себе под нос, я всмотрелась в портрет Симеона Бекбулатовича. Ну, шапка Мономаха. Ну, скипетр. Ну, держава. Ну, расшитая золотом шуба. Ну…
Тут я остановилась. Взгляд уперся в очень знакомый предмет, который почти потерялся на фоне такого великолепия. Я беззвучно прикрыла рот ладонью и посмотрела на Игоря.
– Слава богу! – насмешливо сказал однокурсник.
Я отмерла и прошептала:
– Вот это да!
На груди Симеона покоилась тяжелая цепь с камнем, к которой была прикреплена подвеска в форме буквы «А»! Динкин амулет!
– Господи, да откуда же у него эта вещь? – спросила я, когда, наконец, смогла говорить.
Саша вздохнул:
– Лиза, вы меня извините, но я хотел бы знать: откуда эта вещь у вас?
– Ибрагим подарил.
– Какой Ибрагим?
– Динкин отец.
Игорь с Сашей вновь переглянулись.
– Постой, – сказал Игорь. – По-моему, твоя сестра наполовину татарка?
– Ну да!
– Значит, Ибрагим – татарин?
– Ты на редкость догадлив! – вернула я однокурснику потраченный на меня сарказм.
Игорь отодвинул книгу и сел на край стола. Саша занял стул напротив меня.
– А он вам не говорил, откуда у него эта цепь? – вкрадчиво спросил он.
– Не говорил! Кого это интересовало? Железо да камень! Мы же не знали, что…
Я замолчала и указала подбородком на раскрытую книгу. Я все еще не могла поверить, что Динке досталась вещь, принадлежавшая российскому самодержцу.
– А нельзя с ним переговорить? – продолжал Саша.
– Он умер полгода назад.
Саша разочарованно затих.
– Получил в наследство? – предположил Игорь.
Саша пожал плечами. Я сочла нужным вмешаться:
– Вы что, хотите сказать, что Ибрагим потомок Чингисхана? Не смешите меня! Если бы это было так, он бы нам все уши прожужжал!
– Он мог этого не знать, – ответил Саша. – Получил вещь от отца и передал ее своей дочери. Только…
И умолк. Я навострила ушки.
– Что «только»?
– Понимаешь, Лиза, – вмешался Игорь. – Есть сведения, что Симеона Бекбулатовича похоронили вместе с этой цепью. Ну, вроде дорожил он ею.
– А при чем тут Наполеон? – снова спросила я. – Вы упоминали Наполеона!
Саша поморщился:
– Да, собственно, почти ни при чем. Просто он успел покопаться в царских усыпальницах, пока был в Москве. Искал, естественно, дорогие украшения, драгоценности. Так что вполне возможно, что могила Симеона оказалась вскрытой, и цепь из нее похитили.
