— А если дар подведет? И потом, мы даже не понимаем, как убить эту тварь. На нем сверхпрочная магическая защита. Ультрафиолет его не берет. Осиновая смола, наверное, тоже.
— Я узнал о надежном средстве. И скоро его получу, — зловеще ухмыльнулся Сатибо.
«Лексус» поехал к будке охраны — слишком быстро, чтобы его можно было незаметно преследовать. Да еще меня отвлек на несколько секунд громкий скрежет задвижки.
С замками возился Даппо. Перейдя на другую сторону дороги, я негромко постучал по гремучему железу, и предводитель самураев бесстрашно выглянул из-за калитки.
— Простите меня за намерение побеспокоить вашего хозяина, Сэнсэй, — молитвенно сложив руки на груди, защебетал я. — Я был бы весьма польщен вашей любезностью, если бы вы допустили меня проститься с ним. Он много меня облагодельствовал. С моей стороны неприлично без прощальной речи отпустить его в последний путь.
— Заходи, Тихон, — по привычке осмотревшись, Даппо впустил меня в сад и проводил к черному ходу через яблоневую аллею.
Бесцветная пленка на стеклах дворца отливала перламутром в свете садовых фонарей, — сын вампира предусмотрительно оберегал себя от южного солнца.
По узкой винтовой лестнице в темном пролете мы поднялись на второй этаж, вышли за железную дверь, замаскированную осенним этюдом, и оказались в спальне Филиппа.
— Тихон пришел проститься с вами, господин, — коротким жестом Даппо остановил меня. — Могу я оставить вас наедине?
Он подошел к широкому хозяйскому ложу, на котором под спудом мягких одеял покоилось тщедушное тело. На прикроватной тумбе стоял чешский бокал с кровью бройлерного цыпленка.
— Иди, — прохрипел Филипп, приподняв костлявую руку.
Мышцы его сморщенного лица не смогли завершить гримасу презрения. Они застыли на полпути, оставив его губы некрасиво растянутыми, а впалые глаза — сощуренными.
Даппо вышел через парадную дверь. Я приблизился к изголовью.
— Зачем ты пришел, Бродячий Пес? — выправив лицо, насмешливо проскрипел Филипп. — Не проститься же ты со мной захотел. Так что тебе надо? Испугался, что Джаник не будет снабжать тебя провизией?
— Я не боюсь Дырявого, — спокойно ответил я. — Меня к тебе привел клятвенный долг. Я поклялся твоему отцу заботиться о его потомках. В завещательной интриге я намерен отстаивать интересы твоего законного наследника. Уверен, у тебя есть сын. Иначе быть не может.
— Может, — Филипп усмехнулся. Из мрака иссохшего рта выскользнули длинные желтые клыки — его последние собственные зубы. — У меня дочь. Я вижу, ты удивлен. Не ожидал сюрприза? Так вспомни, что Шенигла про нее говорила. Моя дочурка устроит здесь трам — тарарам, кромешный ад.
Вот уж не предполагал я, что пророчество Шениглы сбудется так скоро. Для меня это было равносильно ожиданию конца света — когда его обещают каждый год твоей вечной жизни, ты перестаешь верить ученым людям и можешь прозевать его настоящее приближение.
Я вспомнил последний разговор Шениглы и Лаврения накануне его смерти. Зашелестила в памяти скрипучая речь Адской птицы.
«Дарована ей будет великая колдовская сила, — говорила пернатая ведьма о наследнице Лаврентия. — «Дарована будет и особая власть над упырями. Она завершит твой начаток. На месте сем положит сердцевину упыриного царства. О, Лаврушка, видал бы ты, что вижу я внутренним оком. Та женщина зовется Кромешною Тьмою. Непобедимой и бессмертной. Она повергнет зачарованную землю во мрак. Всех людей, всех тварей, за коих трясется моя сестрица, погубят ее слуги. Наступит время нашего торжества. Пак-пак-пак! Ей никто не помешает воплотить твой замысел. Пр-р-р-к!»
Я понимал, что исчадие зла мне придется убить. Я поклялся Бажене защищать волшебный край. Да и ад на полюбившейся прекрасной земле был мне не нужен.
История повторялась витком спирали. Я вновь стал частью борьбы за выживание в вампирском мирке: кто-то собирается убить меня, а кого-то собираюсь убить я, как в старое недоброе время.
— Во всем виновата Маринка, сволота ленинградская. Хитрая стерва… — Филипп выразился бы жестче, если бы его не смущал мой культурный тон. — Колхозная зоотехничка. Мы с ней встретились на отдыхе в Крыму. Я притворялся женатым, носил обручальное кольцо. Я ей сказал четко и ясно, никаких детей. А она мне, что ты, какие дети… Наврала про бесплодие. Если бы знал, что одинокая дуреха мечтает родить от городского интеллигента… я бы… — он прокашлялся и сомкнул потрескавшиеся губы в улыбке. — Ее, видишь ли, не устраивали колхозные пьянчуги. Она боялась их генов… Ха — ха. И получила хрен пойми чего вместо ребенка. Как родила, прислала мне телеграмму. Денег, мол, у тебя не прошу, но знай, что в деревне Питюкино под Ленинградом растет твоя дочка Лиза. И так двадцать лет Маринка мне письма шлет. Я никогда на них не отвечал. Самое интересное письмо она прислала в июне позапрошлого года, сообщила, что наша дочка поступила в юридический институт. Разогналась, что я оплачу дорогостоящую учебу. А я ей в первый раз написал ответ: «Шиш тебе без масла, дура».
