Мы живём на границе - страница 8
— …трепливого, — закончил Глеб. — Вон и курган, смотрите!..
…— А почему мы не заночевали на вершине? Оттуда же все видно, — спросил Сергей, ломая о поднятое колено ветку.
Мальчишки сидели в кружок возле костра. Пофыркивая, паслись рядом в темноте кони — они не подпустят никого чужого, поднимут такой шум, что куда псам — и хозяев защитят не хуже. Пощелкивали и трещали в огне, быстро сгорая в пепел, почти без углей, легкие, высушенные до бумажной невесомости, ветки сухих кустов, гора которых была навалена рядом, чтоб надолго хватило. Глеб, поправляя на огне большой котелок, где булькала каша, сказал строго:
— На Седом Кургане нельзя ночевать… Там вообще быть долго нельзя. Только если перед дальней дорогой или походом прийти… ненадолго.
— Расскажи ему, Глеб, — попросил Мирослав, полулежавший на седле.
— Расскажу, — Глеб кивнул. — Мне дед рассказывал, — он сел прямее и кинул на вершину кургана взгляд. — Видишь, там ковыль? Он белый, как седина. Сейчас не видно, а днем хорошо заметно… Давным-давно под этим курганом схоронили казаки тех, кто пал в большой битве. Пришли враги из-за гор, и не было им числа. Никто не помнит, что это были за враги, но запылали станицы, закричали люди — и вышли казаки биться за жен, детей и стариков, и бились день, и другой, и третий бились — и ушел враг, не ссилил. Столько было павших, что не получилось бы каждому выкопать могилу — и схоронили их казаки под курганом. Каждый, кто жил тут, на нашей земле, набрал ее в шапку, принес и высыпал — и скрыла она павших, укутала их. А ковыль, что вырос на кургане, был седым… — Глеб помолчал, снова поправил котелок. — С тех пор перед походами да дальними дорогами наши предки молились на кургане. Там же и атаманов своих выбирали… А еще было. В восемнадцатом году… Когда не стало царя и власти, напали на наши земли горцы-вайнахи… ну, чеченцы, ингуши… Пришли мстить за то, что верно наши предки служили русским царям, земли грабить не давали, людей в неволю угонять, разбойничать. В станицах мужчин не было — все на фронтах, ведь война-то еще шла. Братьям нашим, терцам, вовсе страшно пришлось — тридцать тысяч детей да женщин вырезали за месяц горцы, сорок станиц сожгли, людей палили живьем в храмах, на крестах распинали, конями рвали на части… Дошли и до нас. Как могли, бились станичники. Женщины, подростки, деды оружие взяли. Да разве это сила… Гибель пришла! А младший сын атамана, мальчишка вроде нас, прорвался верхом к Седому Кургану. Коня под ним убили, его подстрелили, да порубили… Вскарабкался он на кручу. Стал просить бога, чтобы защитил беспомощных. А с кургана видно — весь край огнем взялся. Горит все. Погибает. Рушится. Заплакал он. Просит… Сил не стало — упал наземь, и кровь полилась на ковыль, на землю… — Глеб поворошил ветки, вздохнул. — Упали капли — и страшным криком закричала земля. Ветер подул, буря поднялась. Раскрылся курган, выпустил мертвые сотни. Ударили те на разбойников — молча ударили, по вихрям скакали, и сами — как вихрь. Бросились бежать налетчики, да так в буре и сгинули, никто в горы не уполз — а вихрь улегся, и казаки исчезли…
Глеб умолк, снял с огня котелок, стал раскладывать кашу в миски. В глазах у ребят плясали огни костра, пламя резко очертило скулы, заострило и отточило черты лиц.
— Это ведь легенда… — сказал Сергей. Глеб кивнул:
— Конечно… На самом деле шел отряд с турецкого фронта, он и спас здешние станицы, а потом дальше пошел, к атаману Краснову.[6] Но людям так запомнилось… Тебе каши побольше?
— А? — Сергей хлопнул глазами. — Да сколько всем… Парни, я что-то не очень понял… У вас что, клуб военно-патриотический?
— Да вроде того, — Петька поставил миску себе на колено: — О, горячо… Только не клуб, а Отдельная Учебная Сотня станицы Святоиконниковской Кубанского казачьего войска.
— Воевать учитесь? — уточнил Сергей.
— И этому тоже, — согласился Глеб, накладывая кашу Мирославу. — А как иначе?.. Вон, у Петьки один старший брат в Чечне погиб в 95-м, двоюродный брат с отцовской стороны в двухтысячном подорвался на мине, еле выходили, а дядя, брат матери, со всей семьей, пять человек, еще в 92-м где-то в Надтеречном районе пропал, и концов не найти. У меня один дядя в 94-м в Грозном погиб, другой в плену был, уже во вторую войну, чудом бежал… У Володьки ингуши отца искалечили, сестру… ну… в общем, она умерла… и старший брат в бою погиб. И у Мирослава старшие брат и сестра в боях погибли — он с албанцами, она с хорватами, отца три раза ранили, а потом вообще все их село сожгли, они еле спаслись. Это в Сербии, далеко, а все то же самое… Вот мы и учимся. На всякий случай. Да и у тебя та же история, хоть ты и не помнишь… Всем досталось? — вопрос был двусмысленным.
