* * *
Мы не помним, когда именно осознали, что не было никакого «золотого века большевизма», что «ленинские нормы» — это целеустремленная партийность, жестокая нетерпимость и отрицание всех общечеловеческих нравственных принципов, что именно ленинцы распахали и удобрили ту почву, из которой выросла сталинщина, воздвигали стены тюрем, в которых их же потом гноили, вооружали своих будущих убийц и палачей.
Но, твердо зная правду класса,
Они, не зная правд иных,
Давали сами нюхать мясо
Тем псам, что после рвали их.
По мере того как мы убеждались в иллюзорности наших представлений о двадцатых годах, мы избавлялись и от склонности доверять всеобщим, абсолютным идеалам, от склонности творить кумиров и дьяволов.
Мы не хотели и не хотим менять одну партийность на другую. Мы хотим насколько это возможно — узнать и понимать правду.
Мы думаем, что двадцатые годы таили не только корни, завязи, даже первые «урожаи» зла, но тогда же вызревали и добрые плоды мысли, искусства, тогда жили и работали замечательные люди.
То была пора молодости века.
Мы постепенно пришли к пониманию того, что давно знали мудрецы и поэты: «потому, что люди не умеют ценить, не умеют оживлять свое настоящее, они так тоскуют по лучшему будущему, так заигрывают с прошлым», — это сказал Гёте 7 сентября 1827 года. А сто лет спустя написал Бердяев:
«Работа наша должна совершаться не во имя будущего, а во имя вечного настоящего, в котором будущее и прошлое едины».
4. УМЕРЕННЫЙ ПРОГРЕСС В РАМКАХ ЗАКОННОСТИ
В 1912 году Ярослав Гашек создал в Праге шутейную «Партию умеренного прогресса в рамках законности». В 1957 году в Москве редактор издательства «Знание», готовя к печати книжку Л. Копелева «Ярослав Гашек и его бравый солдат Швейк», сказал:
— Ты так расписываешь этот гашековский политический балаган, что это может быть воспринято как намек на наши дела. Ведь теперь, после двадцатого съезда, мы все хотим прогресса, но, разумеется, в меру…
Мы стали мужем и женой в 1956 году и долго еще чувствовали себя молодоженами.
За первые три года совместной жизни нам пришлось много раз переезжать. По закону женщина с мужчиной имеют право жить в одной комнате, только если их брак зарегистрирован в ЗАГСе — с соответствующей отметкой в паспортах.
Нам — каждому — надо было сначала развестись. А в те годы еще действовал сталинский закон об «охране семьи»: для развода нужно было пройти два суда. В первой инстанции супругов уговаривали помириться. Если примирения не происходило, тогда можно было давать специальное объявление в газету. Во второй судебной инстанции тоже делалась попытка к примирению. Если это не удавалось, то суд мог признать развод, после чего он регистрировался в ЗАГСе — опять же с отметкой в паспортах.
Все это тянулось долго, в особенности когда один из супругов разводу противился. Бывший муж Р. всячески сопротивлялся разводу. И наше дело длилось два года.
Потому так сложна оказалась для нас квартирная проблема.
Первую комнату — каморку под лестницей в большой двухэтажной квартире, где жила дамская портниха, — нам сдали на месяц. В ней помещалась узкая тахта, столик и один стул. Шаги по лестнице на второй этаж сотрясали наш потолок, и все шумы из уборной, находившейся за стеной, также были отчетливо слышны. Платили мы 400 рублей в месяц.[8]
Потом мы переехали в уютную, хорошо обставленную комнату в двухкомнатной квартире. Там мы отпраздновали наш первый Новый год — 1957-й. Но хозяйка была недовольна тем, что к нам приходило много гостей и мы сами часто возвращались поздно. Ей мы платили 700 рублей.
Потом мы неделю жили в большой коммуналке. Хозяйке, вдове зубного врача, мы тоже не подошли: слишком много посетителей, слишком часто разговариваем по телефону, соседи недовольны.
Мой друг, с которым мы вместе были на шарашке, предложил нам на месяц поселиться у него. Он жил в двухкомнатной квартире со старой матерью и взрослой дочерью. Дочь уезжала в долгую служебную командировку, мать — к своим родным в другой город, а сам он получил путевку в санаторий. Он не взял с нас ни копейки.
Квартирная проблема была еще и потому особенно сложной, что Р. должна была ежедневно ходить на работу (она заведовала отделом в журнале «Иностранная литература») и ежедневно — на старую квартиру. Там жили родители и обе дочери, младшей было 11 лет. У родителей были напряженно-плохие отношения с бывшим мужем Р., который не хотел уезжать из этой квартиры. Л. было легче, он преподавал, три-четыре раза в неделю читал лекции и проводил семинары.
