И как тут не позубоскалить над нашей гордостью — самыми дешевыми в мире квартирами!
Потом мы с Леонидом провели вместе весь вечер в гостинице, где мы с Ларисой остановились. Тут тоже было интересно. Когда мы с Ларисой заявились в городскую гостиницу, нам сообщила администраторша, что места свободные есть. С оформлением Ларисы все обошлось гладко. А вот со мной она замялась. Дело в том, что в моем паспорте нет отметки о прописке. Ведь я все еще числился «без определенного места жительства». А в гостиницах у нас такой уж порядок, что лиц, в паспортах которых нет штампа о прописке, в гостиницу не пускают. К тому же в моем паспорте ясно сказано, что я из заключения. А уже одно это всегда приводит к тому, что нашему брату отказывают в месте, даже если у тебя имеется штамп о прописке. Со мной это бывало не раз. Но тут, по-видимому, сыграло роль то обстоятельство, что мы были вдвоем с Ларисой, и администраторша заранее нам проговорилась, что места есть и в женских, и в мужских номерах. С явным неудовольствием и нежеланием мне дали место в одном из мужских номеров. Будь я один, пришлось бы мне либо потеснить Леонида в его закутке на ночь, либо перекантоваться ночь на вокзале, при этом рискуя быть изловленным милицией как «бродяга без места жительства и работы».
Несмотря на наше с Леонидом плачевное положение, мы все же с удовольствием пообщались. Просидели допоздна и о многом переговорили. Ведь нам было и что вспомнить, и о чем поспорить. Да и вообще Леонид здесь был как белая ворона, ему и поговорить было не с кем.
Заодно он нам дал несколько дельных советов, где вернее всего искать жилье. Ведь ни я, ни Лариса раньше никогда не были в Конаково и ничего здесь толком не знали.
Сейчас, когда пишутся эти строки, Леонид наконец-то прописан в Москве и живет в квартире жены. И это на девятом году после освобождения из лагеря! Теперь он, поди, с юмором вспоминает, как в дни его отлучки из Конаково, когда тамошняя милиция вдруг плошала и теряла его из поля зрения, в квартиру к жене в Москве вваливалась милиция и искала его в платяном шкафу и в ящиках. Это они предполагали, что он у жены скрывается. А он, чтоб лишний раз повидаться с женой, договаривался с ней о встрече в определенный день на квартире у кого-нибудь из знакомых. Хочется повторить известную банальность: все это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Но такова наша родина сегодня.
А с работой у Ренделя все так же, как и после освобождения: по специальности до сих пор не работает. Бегает и разносит по Москве телеграммы. Какая роскошь для общества: выпускник МГУ — разносчик телеграмм!
* * *
Два дня мы с Ларисой бегали по городу в поисках какого-нибудь жилья, но безуспешно. Во всем городе мы не нашли ни одного объявления о сдаче комнаты или хотя бы угла. Мы просто ходили по улицам и наугад спрашивали, не пустит ли кто на квартиру или не сообщит ли, где можно найти жилье. Беда еще в том, что никогда в нашей стране не знаешь, где тебя могут прописать, а где пошлют подальше и откажут. Поэтому и бывает с людьми в нашем положении, что ищут-ищут и наконец что-нибудь находят, а в милиции им отказывают в прописке под разными предлогами. Вот и мы искали здесь на авось во всех отношениях. Мы надеялись на то, что раз Ренделя прописали, то должны прописать и меня. Но такой расчет не всегда оправдывается. Я в этом убедился еще раньше на собственном опыте. И все же мы надеялись и искали.
На третий или на четвертый день мы оставили надежду на то, что нам удастся найти жилье в Конаково, и стали бродить по окрестным деревням. В этих местах многие бездомные и бесквартирные люди, в том числе и семейные, из-за невозможности устроиться в городе стараются устроиться в селе. Правда, неудобно, что на работу в город нужно добираться автобусом, а иногда его и не бывает. Но нужда в жилье заставляет людей мириться с чем угодно.
В одном месте мы с Ларисой решили пройти от одной деревни к соседней напрямую через лес по тропинке, которую нам указал местный житель. То ли мы перепутали тропинку — их ведь в лесу полно, — то ли этот житель нас не предупредил, но мы скоро вышли на асфальт. Пройдя немного по асфальту, мы наткнулись на шлагбаум. От шлагбаума дальше в лес шла хорошая асфальтированная дорога, а когда мы углубились по ней в лес, то наткнулись на железные ворота. В эти ворота и упиралась загадочная дорога. По обе стороны от ворот тянулся высокий — в два человеческих роста — забор из железных прутьев. Та сторона забора, которая уходила вправо от ворот, доходила до берега и спускалась прямо в Волгу. Другая его сторона уходила далеко в лес. Мы решили обойти забор и направились в глубь леса. Сквозь прутья забора ближе к воротам хорошо просматривалась огромная, в два этажа, вилла. Белоснежная красавица в тишине и безлюдье смешанного подмосковного леса выглядела дворцом из сказки. На асфальте двора под открытым небом блестела новизной лака черная «Волга». Через двор просматривался и берег Волги, к которому вела от виллы асфальтированная дорожка, а на берегу видны были моторные лодки. Присутствие «Волги», да еще под открытым небом, говорило о том, что вилла сегодня обитаема. Так как забор уходил далеко в лес, то мы, по мере удаления от ворот, теряли из виду белевшую среди деревьев виллу. Вот уже и не отличить: то ли в просвете деревьев мелькнул кусок виллы, то ли это ствол березы. Скоро мы перестали вообще оглядываться на загадочную виллу и только иногда пошучивали об этом. Например, было высказано, сейчас не помню мной или Ларисой, предложение: попробовать зайти на виллу и предложить услуги в качестве сторожа или дворника. Забор не кончался, и мы уже стали сомневаться, правильно ли мы сделали, что пошли вдоль него. Может, нам было лучше вообще держаться подальше? Но вот в заборе мелькнула дыра, и по тропинке, идущей по обе стороны от нее, можно было понять, что дыра эта служит кому-то калиткой. А раз так, то и нам можно рискнуть. И снова мы долго шли лесом уже внутри ограды.
