Полина не прониклась жалостью к этому беженцу из ее родным мест, разговаривала, с трудом сдерживая неприязнь. И все же она пересилила себя, осталась внешне вежливой, чтобы расспросить и узнать все. Расспросила и о свекре со свекровью, узнала об их кончине, и о том, что в освободившийся дом, как обычно заселили молодую семью новосела-активиста....Полина не оправдала надежд Коротаевых, ссуду они получили мизерную, и работу она им подыскала грязную и малооплачиваемую. Обидевшись, они больше не заглядывали в Беженский комитет.
Так же, как в свое время Иван с душевной болью сообщал Полине трагические известия, так теперь и она должна была поведать ему горестные вести о его родителях. Как это сделать, чтобы доставить меньше боли любимому человеку? Разве есть такие "рецепты"?... Иван воспринял известие о родителях очень тяжело. Он вышел во двор, и более получаса беспрерывно курил, что случалось с ним крайне редко, ибо курильщиком он так и не стал...
1932 год стал годом коренных изменений в жизни Харбина. Но первые веяния тех грядущих кардинальных изменений стали ощущаться еще в предшествующем году. Япония стремясь к лидерству во всей восточной Азии стала проводить агрессивную внешнюю политику. Одним из направлений той агрессии являлся северо-восточный Китай, Маньчжурия, занимавшая выгодное стратегическое положение на случай войны с СССР и обладавшая немалыми запасами сырьевых ресурсов. В начале сентября 1931 года японские войска неспешно, планомерно приступили к захвату Маньчжурии. Китайская армия не смогла оказать какого либо эффективного сопротивления. Естественно в Харбине начало японского наступления вызвало панику - все ждали боев и бомбежек.. И действительно 26 сентября в небе над городом появился японский самолет... Но он вместо бомб разбросал листовки на русском языке. В них командующий японской Квантунской армии успокаивал именно русское население. Он объявлял, что собирается наказать только китайцев, а русским беспокоиться нечего. Тем не менее, листовки мало кого успокоили как среди "белых", так и среди "красных". Конец года прошел в тревожных ожиданиях, потому что японцы захватывая город за городом, все ближе подходили к Харбину. При такой нестабильной ситуации, конечно, стало не до праздников и веселия. Дошло до того, что высшее православное духовенство города отменило, проводимый до того одиннадцать лет кряду крестный ход на праздник Крещения Господня.
Японцы вошли в Харбин пятого февраля 1932 года без боя. На заседании харбинского отделения РОВС срочно приняли решение организовать в честь японцев манифестацию, дабы убедить их в полной лояльности русских "белых". Когда Иван придя домой сказал об этом жене... Полина не выразила восторга, заявив, что и сама не пойдет и его не пустит. Впрочем, Иван и сам особо не рвался и потому состоявшаяся таки восьмого февраля демонстрация, инспирированная активистами РОВС прошла без участия Решетниковых. Естественно, в отличие от "белых", "красные" русские, совслужащие КВЖД приходу японцев не обрадовались, но "сидели тихо". А советское руководство дороги так же втихаря стало перегонять подвижной железнодорожный состав в СССР. Естественно это не укрылось от глаз японцев, и они выразили соответствующее недовольство. Данным обстоятельством не преминули воспользоваться наиболее агрессивные "белые" и стали по своему активно помогать японцам. Они вновь объявили "кулачную" войну своим заклятым врагам, нападали на совслужащих, особенно доставалось комсомольцам и даже избивали консульских работников. Как и ожидалось, японцы на все эти бесчинства смотрели сквозь пальцы, хотя во всем остальном установили в городе довольно строгий внешний порядок. Они, правда, как бы взирали на жизнь города со стороны, не окунаясь в ее "глубины". Потому, казалось, все постепенно успокоиться и войдет в прежнюю колею. Немалый процент "белых", как и Решетниковы, придерживались позиции, которую обозначили работодатели Полины, руководство Беженского комитета. Оно в отличие от РОВС заняло строго нейтральную позицию и решительно воздержалось от всяких заявлений и демонстраций, руководствуясь аполитичным лозунгом: независимо ни от кого, по мере сил и возможности работать на пользу русских людей, оказавшихся на чужбине.
