Так бесславно закончилась жизнь Бориса Владимировича Анненкова, человека одаренного многими выдающимися способностями, за которым шли, которому верили и за которого умирали тысячи людей. Как сказал один историк, родись он в другое время, он стал бы национальным героем, но в его короткий век случилась братоубийственная гражданская война. И в этой войне он проявил все свои и лучшие, и худшие качества: организаторские способности, волю, незаурядный ум, личную храбрость, талант тактика и стратега... и крайнюю неразборчивость в средствах достижения своих целей, полное пренебрежение как к своей, так и к чужим жизням. А советская пропаганда однозначно представила его монстром, склонным к садистской жестокости, зафиксировав эту характеристику даже в соответствующей статье Большой Советской Энциклопедии...
Старики Решетниковы сдавали с каждым годом. Игнатий Захарович уже не мог ходить за плугом, у него оставалось мало зубов, а Лукерья Никифоровна почти ослепла. Их сторонились казаки, и на них враждебно смотрели новоселы. Лишь Глаша, втихаря, поздними вечерами под покровом темноты иногда приходила к старикам. Она рассказывала про ребенка, но самого с собой никогда не брала, так что сын батрачки с малых лет и понятия не имел о наличии у него белогвардейских дедов и прочих соответствующих родственников. Глаша приносила запас продуктов, готовила пищу сразу на несколько дней, забирала с собой грязное и порванное, и уже у себя стирала и чинила одежду - Лукерья Никифоровна не различала ни нитки, ни иголки.
В 27-м году в Семипалатинской области широко освещался суд над Анненковым. Причем газеты с материалами суда распространяли бесплатно. К тому времени уже по всему Бухтарминскому краю потихоньку "подгребли" всех кто служил у него, а его самого в газетах именовали "кровавым атаманом", "палачом трудового народа" и тому подобными эпитетами.
- Вот, старая, а ты все причитала, зачем да зачем Ваня за границу подался?- выговаривал своей почти незрячей жене Игнатий Захарович.- Тама он может и живой, и свободный, и при жене, а здеся его бы точно упекли, как вон Осипова Никишку и тех, кто с ним тогда от Анненкова в двадцатом годе отстал. Осипов он кто, подхорунжий был, так ему восемь лет припаяли, а уж Ване бы куды боле дали, он не в подхорунжих, в есаулах у Анненкова ходил, полком командовал...
По мере того, как казачье население сокращалось, а не казачье увеличивалось, Усть-Бухтарма оживала. Новые хозяева бывших казачьих подворий жили без страха перед властью. Они уже считали себя здесь хозяевами. К тому же НЭП позволил многим начать богатеть, открылся трактир, частные мастерские по пошиву одежды, ремонту сельхозорудий. Особенно успешно вели хозяйство новоселы, сумевшие заселиться в хорошие дома с большим количеством амбаров и прочих хозяйственных построек, получивших хорошие участки бывшей казачей юртовой земли. По вечерам на улицах возобновились игрища, гулянья, стали шумно справлять новые революционные праздники.
И только еще оставшиеся в живых старые казаки смотрели на преображенную и переведенную из станичного статуса в сельский Усть-Бухтарму и словно не могли понять явь это или сон, и что является явью, а что сном, их прежняя жизнь, или нынешняя. Действительно ли была Российская Империя, Сибирское казачье войско, и они им присягали, служили? Приходили домой, доставали кресты, медали, которые сейчас нельзя было одевать, нельзя ими гордиться, рассматривали старые фотографии, где они красуются, молодые чубатые красавцы, одетые в казачьи чекмени, фуражки и шаровары с лампасами, восседают на своих лихих строевых конях. Было все, было... А что сейчас? А сейчас, служивые средних лет либо полегли, либо за кордоном, либо сидят.. и даже казачья молодежь уже ходит в клуб, слушает агитаторов, учится в общей школе, вступают в пионеры и комсомол... Они уже не казаки, и не хотят ими быть.
Старики Решетниковы жили последней надеждой, получить весточку от сына... Не дождались. Игнатий Захарович оставшись без зубов, не мог уже нормально питаться, заболел и умер летом 1928 года. Лукерья Никифоровна пережила его на полтора месяца. Хоронила их обоих Глаша. Никто из оставшихся в живых стариков, даже его сослуживцев-полчан не решились идти за гробом отца и матери двух ярых белогвардейцев, боялись навлечь на себя подозрения, некому было и отпеть...