- Что... от Володи? Да нет. С самим Никитичем я виделся где-то еще в феврале месяце, так о сыне он ничего не говорил. Да, и какие сейчас могут быть известия, почта-то до сих пор по-хорошему не работает.
Так и не развеялись беспокойства Даши о любимом: что с ним, где он... жив ли? Но она не сомневалась, что Володя до конца будет воевать за то дело, которое для всех сибирских казаков считалось безоговорочно правым, а раз так, то и она хотела принять участие в этой борьбе.
Пополнившись в Мало-Красноярском, отряд двинулся дальше, и уже на исходе дня так же под восторженные приветствия вошел с поселок Черемшанский, где и заночевал. На следующий день, возросший за счет черемшанских добровольцев, отряд достиг Вороньего и тоже пополнился местными казаками. Следующими целями для восставших были Гусиная пристань и располагавшаяся за ней Усть-Бухтарма.
Никита Тимофеев после прихода в уезд регулярных красных войск и с ними новой советской администрации, не смог сделать успешной карьеры. Его заслуги как командира красного партизанского отряда в расчет не принимали. Бахметьев, на которого так рассчитывал Никита, что смог для него выхлопотать, так это пост командира небольшого гарнизона Гусиной пристани, хоть и важного в стратегическом отношении населенного пункта, но небольшого и далеко от уездного центра. Правда, там не вдалеке располагалась та самая деревня, в которой его летом девятнадцатого тамошние новоселы выдали казакам. Никита горел желанием рассчитаться, но даже этого он не мог себе позволить. Здесь он должен был взаимодействовать с командиром красного гарнизона в Усть-Бухтарме, так как своих подчиненных у него насчитывалось не более взвода. Но отношения с ним как-то сразу не заладились, о чем он и донес в уездный ревком своему покровителю Бахметьеву.
Доносил Тимофеев еще в июне, когда казалось, что все вокруг относительно спокойно. Но Павел Петрович, каким-то пятым чувством предвидел наступающий катаклизм. На заседании ревкома он, уже не имея такого сильного оппонента как Малышкин, сумел уговорить остальных членов комитета, чтобы командира Усть-Бухтарминского гарнизона заменить на другого, который сможет ладить и с Тимофеевым, и с казаками в самой станице. Этим командиром оказался некто Вальковский, красный командир из бывших прапорщиков, пришедший вместе с регулярными частями Красной армии.
Молодые командиры тех красных частей, что пришли в Усть-Каменогорск, не могли не удивиться, увидев, в каком относительно неплохом состоянии находятся, и город, и население. После сотен и тысяч верст, пройденных ими по голодной, разоренной стране, здесь они обнаружили почти позабытый мирный, схожий с довоенным мещанский уют. То, что при первом непродолжительном пришествии советской власти здесь не проводилось никаких особенных "силовых" акций, создало у местных богатеев, особо не замаравших себя сотрудничеством с белыми, некую иллюзию, что они вновь при большевиках не будут подвергаться преследованиям. Потому многие из них не бежали. И в самом деле, за что красные могли преследовать, например, средней руки купцов, не занимавшихся военными поставками, или тех же горных инженеров, или гражданских чиновников, занимавшихся "земляными" и "лесными" делами? Они остались в своих домах со своими семьями. Ну, а их дочери, местные барышни, не знавшие ни голода, ни прочих бедствий гражданской войны, как правило, и выглядели отменно, ну и, конечно, им в первую очередь нужны были женихи. Те, кто до того вышли замуж за белых офицеров, конечно, в основном ушли "в отступ", ну, а те кто остались... те стали искать женихов среди молодых красных командиров и, конечно, в первую очередь в цене были воспитанные с образованием, желательно бывшие офицеры. В Народном доме вновь стали устраиваться что-то типа балов, правда, именовались эти мероприятия уже народными гуляньями. На гуляньях, конечно, простолюдинки не могли конкурировать с одетыми в дорогие платья, обладающих женственными манерами, нежными руками и лицами, и в то же время видными статными барышнями. На таком гулянье и влюбился бывший прапорщик, а ныне красный командир Вальковский в дочь местного богатея, купца и домовладельца Костюрина.
