— Вот так, мамочка, всё и произошло. Ну, что ты опять плачешь? Я ведь вернулась. И всё у нас хорошо. Ведь хорошо? Ну согласись, что хорошо! Ты же видишь: я жива-здорова, руки-ноги на месте. Ну, подумаешь, полетала немножко на урагане, по Волшебной стране прогулялась… Зато есть о чём рассказать. Лучше всякой сказки. А помнишь, ты мне говорила, что волшебниц не бывает? Ещё как бывают, мамочка! И добрые и злые. Нет, злых уже, кажется, не осталось… Почему я Тотошку на привязи держу? Конечно, мне его жалко. Он такой маленький. Но знаешь — пусть пока привязанный посидит. Так будет лучше, честное слово.
Ну что ты, я ничего не скрываю. Просто не всё хочется рассказывать. Нет, ничего такого, правда-правда. По глазам видишь? Ты, мамочка, прямо, как волшебница у меня. Даже лучше волшебницы, потому что ты меня любишь. Ну, ладно, расскажу, слушай, если ещё не устала. Не устала? А то я тебе тут всё рассказываю, рассказываю, как болтунья какая-нибудь из Розовой страны, а ты мне всё равно не до конца веришь. Конечно, в такое поверить трудно. Мне самой иногда кажется, что всё это во сне произошло. Так странно.
В общем, постепенно я стала замечать, что у Тотошки характер меняется. Как меняется? Ну, портиться немножко начал не в лучшую сторону. Да ты не смейся, это я нарочно так сказала, чтобы тебя развеселить. А Тотошка… Ты же помнишь, каким он добрым был: если и залает на кого, сразу же хвостиком вилять начнёт, извиняться. А тут то вдруг огрызнётся, то набросится на кого-нибудь ни с того ни с сего… Я даже подумала, что он, когда в пещере туфельки серебряные искал, что-то там не то съел. Какое-нибудь зелье, которое Гингема для себя варила из змей и лягушек. Она этими зельями, наверное, в себе злость поддерживала, чтобы силу свою не потерять. Вот мне и подумалось, что Тотошка по глупости в один из её горшочков нос сунул. Я ещё тогда внимание обратила, что он фыркает и отплёвывается, словно что-то невкусное ему на язык попало. Но он мне сказал, что в пещере паутины много, и что он в неё случайно залез… Как он мне мог сказать? Ну, мама, я же объясняла тебе, что в Волшебной стране умеют разговаривать все звери и птицы. Нет, это не шутка, это самая настоящая правда. Вот если бы ты услышала, как Тотошка со мной разговаривал, и как Смелый Лев разговаривал, и белка, ты бы сразу поверила.
Когда Тотошка Страшилу облаял, я не удивилась. Думала, он просто защитить меня хочет от говорящего пугала. Но он потом всю дорогу на Страшилу слегка рычал и держался от него на расстоянии. Затем он зачем-то Железного Дровосека за ногу цапнул. Даже чуть клык себе не сломал. Я понять не могла, почему он это сделал. Он ведь даже не обычных людей никогда не бросался, такой воспитанный пёсик был, а тут сразу — хвать! — и за ногу! Хорошо, что Дровосеку не больно было, и он потом не вспоминал о том, что его кусали.
В следующий раз он отличился в замке Людоеда. Ой, прости! Я не хотела тебя пугать, потому про Людоеда сразу и не стала рассказывать. Я хотела тебе постепенно всё рассказать. И проговорилась. Лучше бы я тоже на время человеческую речь забыла. Молчала бы, как Тотошка, и тебе не пришлось бы плакать. А я ходила бы с таинственным видом и ничего не говорила… Это не глупости, это я тебя развеселить немного хочу. Всё, уже не плачешь? Ну, слушай. Когда белка помогла мне от верёвок освободиться, мы все сразу бросились убегать. Никто этого Людоеда разрубать не хотел, потому что мы его очень боялись. Он такой огромный и страшный… И мы почти убежали, но Тотошка взял и укусил этого разбойника за… В общем, сзади укусил. Людоед, конечно, проснулся, ему же больно было… Тотошка хоть и маленький, а зубы у него ого какие острые. Ну, толстяк укушенный и бросился за нами в погоню. Мне кажется, он даже про то забыл, что меня собирался съесть, так его Тотошка разозлил. Вот тогда Железному Дровосеку и пришлось его разрубать пополам своим топором. Иначе мы бы не спаслись, потому что Людоед слишком быстро бегает и тот лес очень хорошо знает. А Тотошка даже не испугался, и всё время на Людоеда лаял, даже на разрубленного… Нет, мамочка, я совсем-совсем туда не смотрела. Потому что очень страшно. Я только одним глазком взглянула, чуть-чуть. Чтобы убедиться, что он за нами больше не побежит.
