Она нежно прижалась ко мне и крепко обняла:
— О, милый, это реально. Очень, очень реально.
— Просто у меня появилось странное чувство…
— Пойдем со мной.
Она взяла меня за руку, и мы вернулись к нашим одеялам, подняли край москитной сетки и проскользнули внутрь.
— Я покажу тебе, насколько это реально.
И она отдала мне себя с такой страстью, нежностью и радостью, что весь мой мир вновь стал прочным и упоительным в своей реальности.
А когда все кончилось, мы выкурили одну сигарету на двоих в том уютном и насыщенном молчании, которое умеет создавать только любовь. Ей не нужно было спрашивать, что она для меня сделала. Она это знала.
Я вышел, чтобы погасить сигарету в песке. Когда я вернулся, она вздохнула, взяла меня за руку и прижала ее к своему гладкому животу:
— Он уже увеличился?
— Это станет заметно только через несколько месяцев.
(По-настоящему большим ее живот стал только в марте, когда мы давали свидетельские показания на суде.)
— Как ты думаешь, у него буду плавники?
— Что?
— Учитывая, через что мне пришлось из-за вас пройти, мистер, я не удивлюсь, если у вашего сыночка будут жабры, плавники и чешуя и он будет без ума от червячков.
— Ты очень умело скрывала свое недовольство.
Она устроилась у меня на груди и уютно промурлыкала:
— Я страдала каждую минуту. Ах… Каждый раз, когда я поворачиваюсь на спину, мне кажется, что я качаюсь на волнах. Господи, я изучила все созвездия на небе! А вот днем тебе следовало бы разрешить мне надевать темные очки. Знаешь, некоторые женщины считают, что можно использовать наждачную бумагу в качестве косметического средства, а я думаю, что, если заменить ее песком, я стану самой красивой…
— Перестань болтать и спи. Я тебя люблю.
— Слушаюсь, сэр, — ответила жена.
Спустя некоторое время я смог как следует лечь и натянуть на себя оделяло, не опасаясь потревожить ее глубокое и ровное дыхание. Несколько минут я наслаждался созвездием Ориона, а потом незаметно провалился в сон, блаженно улыбаясь и думая о том, что самая длинная дорога иногда оказывается кратчайшей дорогой к дому.