— Что он может сделать?
— Не знаю. Возможно, если бы он захотел отказаться от этого проекта, он мог бы выйти из положения с существенными, но не катастрофическими последствиями. Я думал, что, поскольку вы его близкий друг, вы могли бы найти возможность поговорить с ним с точки зрения здравого смысла. Он не уговаривал вас вложиться в этот проект?
— Нет.
— Он может попробовать, Майк. И он будет говорить об огромном потенциале своей затеи. Если он заговорит об этом, вам лучше сказать, что вы хотели бы ознакомиться с документами. Вы свяжетесь со мной, и я познакомлю вас с человеком по имени Кори Хаас. Он вложил туда деньги в основном потому, что близко дружил с отцом Мэри. Провал не слишком повредит Кори. Но он может открыть вам истинную картину, насколько глубоко увяз Трой. Тогда у вас будет что сказать Трою — задать ему вопросы, на которые он не сможет ответить. И если вам удастся раскрыть ему глаза, вы, может быть, окажете большую услугу ему и Мэри. Мне бы не хотелось видеть, как они потеряют все.
— Трой показывал мне земли этого проекта, Роб. Я знаю, что они были вынуждены приостановить работы, потому что у них кончился рабочий капитал, но я не понимаю, почему потребуется такое огромное количество денег, чтобы…
— Майк, когда начинаешь работать на восьми сотнях акров болота на краю бухты, его нужно укрепить соответствующим образом, прорыть каналы, расчистить их, оградить от моря, проложить дороги, развязки, сделать уличное освещение, канализацию, водопровод, ландшафтные работы — словом, оказывается, что расходы необыкновенно велики.
— Разве он не мог благоустраивать один небольшой сектор за другим?
— Теперь уже слишком поздно. Я думаю, вы теперь представляете ситуацию, Майк. Все страшно запутано, говоря откровенно. Он проиграл и не хочет признаться в этом даже самому себе. Я полагаю, здесь есть эмоциональный момент…
— Что вы имеете в виду?
— Почти все деньги принадлежат Мэри. Он мог впутаться в этот проект в надежде на то, что получит так много, что больше не будет испытывать никакого… чувства зависимости. И это могло быть причиной, почему он не в состоянии посмотреть на ситуацию с рациональной точки зрения. И почему он… пьет, возможно, больше, чем следовало бы.
Майк посмотрел на Роба Рэйнса, такого искреннего, компетентного, сердечного, стремящегося помочь, любезного молодого человека — коренастого, коротко постриженного, с фотогенично обветренным лицом.
— Я ведь приехал сюда просто отдохнуть, мой мальчик, — сказал Майк устало. — Просто поваляться на солнышке.
— Прошу прощения?
— Вы, разумеется, говорите со мной, потому что я мягкий, честный и сильный и очень привлекателен для молодых женщин? Их завораживается блеск моего очень высокого лба. Это началось давным-давно. И мое атлетическое телосложение — прямо Альфред Хичкок. Я воплощение образа отца.
— Что? — тупо переспросил Рэйнс.
— Меня очень трогает, что люди подходят ко мне и начинают рассказывать разные вещи. Всю мою жизнь люди ко мне подходят и рассказывают. В редакции к моему столу подходил какой-нибудь тип и начинал мне под большим секретом рассказывать, что мисс Бампи Грайнд остановилась отеле «Уэст-Хадсон» со своим гепардом. В золотом ошейнике. Это, разумеется, производило на меня огромное впечатление, и я уже готов был послать туда кучу репортеров, как на занятное шоу, но вдруг внезапно мне начинало казаться, что, может быть, он мне это рассказывает, чтобы навязать какую-то свою точку зрения.
— Мистер Роденски, вы говорите так, словно думаете, что я пытаюсь… навязать вам свою точку зрения. Я рассказал вам об этом, потому… я был откровенен с вами, потому что…
— Со мной легко разговаривать?
— Потому что у Троя неприятности и…
— Вам не хотелось бы видеть, как я потеряю свои деньги, потому что я такой славный малый. Наивный, но славный. Спасибо, Роб. Огромное спасибо.
— Вы немного пьяны, Майк?
— Я приехал сюда просто отдохнуть.
Роб встал. Он выглядел ошеломленным:
— Ну… я, пожалуй, пойду поищу Дебби Энн.
— Вы юрист. Юристы должны уметь манипулировать людьми. Вот что я хочу вам сказать. Когда кто-нибудь смотрит прямо на меня, прямо мне в глаза, что неестественно, и не суетится, что опять-таки неестественно, и понижает свой голос на пол-октавы, и начинает выражаться очень грамотно — я затихаю и жду, что сейчас он достанет три наперстка и резиновый шарик.
